Цитаты в теме «предел», стр. 12
Молчание (Сонет)
Есть много близких меж собой явлений,
Двуликих свойств (о, где их только нет!).
Жизнь — двойственность таких соединены
Как вещь и тень, материя и свет.
Есть двойственное, цельное молчанье
Души и тела, суши и воды.
В местах, где поросли травой следы,
Оно гнездится, но воспоминания
И опыт говорят: не жди беды —
Оно — молчанье жизни, нет в нем зла,
Невозвратимым мысль его назвала.
Но если тень молчанья вдруг предстала
И душу в те пределы увела,
Куда нога людская не ступала —
Доверься господу! Пора пришла.
Мой сын, вся тварь, как и творец верховный, —
Так начал он, — ты это должен знать,
Полна любви, природной иль духовной.
Природная не может погрешать;
Вторая может целью ошибиться,
Не в меру скудной иль чрезмерной стать.
Пока она к высокому стремится,
А в низком за предел не перешла,
Дурным усладам нет причин родиться;
Но где она идет стезею зла
Иль блага жаждет слишком или мало,
Там тварь завет творца не соблюла.
Отсюда ясно, что любовь — начало
Как всякого похвального плода,
Так и всего,
За что карать пристало.
Детка, ну сколько можно?
Плачешь какую ночь.
Кажется невозможно
Боль эту превозмочь.
Детка, ведь ты ж не дура,
Просто пойми сама —
Детка, с твоей фигурой
Сотни сводить с ума!
Ярче бери помаду
И почернее тушь.
То, что он лучший самый,
Знаешь сама, что чушь!
Лучший вот так не смог бы.
Просто бы не посмел!
Детка, не делай Бога!
Должен же быть предел
Всем этим нервным срывам.
Только б хватило сил!
Детка, ты, правда, красива —
Просто не тот ценил.
Детка, давай последним
Будет вот этот стих.
Детка, и без истерик —
Бросали и не таких.
Гостиничный номер и время сгорающих спичек
Одну за одной обжигаю настойчиво пальцы
Я буду твоей, стану лучшей из вредных привычек,
Поверь, не смертельной, но все же, довольно опасной!
Ты станешь искать, вспоминая ту боль от ожогов,
«Горячие точки» на теле и центр пожара,
А губы, стремясь прикоснуться к истоку пороков,
Отчаянно будут неметь и растрачивать даром
Бесценную негу в пределах привычного круга
Верни на свободу «любовь» из знакомых кавычек,
Начни, наслаждаясь искусом запретного звука,
Меня называть «самой лучшей из вредных привычек».
Добродушен и ласков осенний пригрев,
Холодов ещё край не почат.
Лишь тускнеет усталая зелень дерев,
Глухо оземь орехи стучат.
Мы живём, упиваясь последним теплом,
Подбирая сухие плоды —
И приемлем душой переход, перелом,
В коем нет ощущения беды.
Мы живём, принимая дары октября,
И не ропщем. И нежно храним
Память лета, которое было не зря,
Как и всё, что приходит за ним.
Я не знаю, что есть неопознанный Бог,
Где он — в нас, или, может, вовне,
Лишь гляжу, как кружит отлетевший листок,
На плечо опускаясь, ко мне.
Упаси меня, Боже, от суетных дел,
Дай мне жить, ближним зла не творя,
Дай мне счастье шагнуть за последний предел
С ощущением: было не зря.
Кажется..
Перестань расчёсывать мне нервы,
За кого ты держишь мужика?!
Между прочим, я твоим был первым
И последний, всё ещё пока.
Милая, что б я так жил, в натуре,
Ссориться с тобой я не хочу,
Подозрения все от бескультурья,
Ну, а если «кажется» — к врачу.
Припозднился и слегка помятый?
Да, чуть-чуть поддатый — ты права,
Но зато принёс тебе зарплату,
Поцелуй и нежные слова
Ах тебе плевать на поцелуи?
И слова — до фени? Бес предел!
Ну, тогда всё просто — ухожу и
Отомщу за всё, что не успел.
Я, в общем, большая девочка, и жить без него могу,
И он понимает это, — он тоже давно живет.
Вот только мы друг без друга, как раненый — на бегу
Он даже еще не знает, что насмерть его — в живот.
Он может все это бросить и дальше жить так, как жил,
И я понимаю это, — я тоже умею так.
Вот только мы друг без друга живем на пределе жил,
Где сил лишь на то хватает, чтоб следующий сделать шаг.
Мы оба самодостаточны, как многие к тридцати:
себе на уме во многом, и омуты — не про нас.
Но это совсем не важно, ведь нам удалось найти
единственную возможность использовать этот шанс.
Окубо Тоэмон из Сиода управлял делами в винной лавке, принадлежавшей Набэсима Кэнмоцу. Господин Окура. сын Набэсима Кай-но-ками, был калекой и не выходил за пределы своего дома в деревне Мино. Он давал приют борцам и любил драчунов. Борцы часто посещали близлежащие деревни и устраивали беспорядки.
Однажды они пришли в лавку Тоэмопа, стали пить сакэ и вести безрассудные разговоры, заставив Тоэмопа вступить с ними в спор. Он встретил их с копьем в руках, но, поскольку борцов было двое, они его зарубили.
Его сыну, Канносукэ, было пятнадцать лет, и он как раз трудился над уроками в Дзодзэйдзи, когда ему сообщили о случившемся. Примчавшись домой, он схватил короткий меч, который был длиной чуть больше локтя, вступил в бой с двумя взрослыми мужчинами и вскоре прикончил их обоих. Хотя Канносукэ получил тринадцать ран, он выздоровел. Позднее он был известен под именем Доко и, говорят, стал очень сведущим в массаже.
Под этой химерой, любовью, зияла бездна. Люди старались до краев засыпать бездну цветами этого понятия, окружить ее жерло садами, но она разверзалась снова и снова, неприкрытая, непокорная, суровая, и увлекала вниз всякого, кто доверчиво ей предавался. Преданность означала смерть, а чтобы обладать, нужно было спасаться бегством. Средь цветущих роз таился отточенный меч. Горе тому, кто доверчив. И горе тому, кто узнан. Трагизм не в результате, а в изначальном подходе. Чтобы выиграть, нужно проиграть, чтобы удержать — отпустить. И ведь здесь, похоже, снова брезжит тайна, что отделяет знающих от признающих? Ведь знание о том, что эти вещи полны трагизма, заключает в себе его преодоление, разве не так? Признание никогда не вело к свободному овладению; его пределы прочно укоренены в реальном. Причинный ход и судьба — вот его регистры. Для знающего же реальное — лишь символ; за ним начинается круг беспредельности. Но символ этот коварен, потому что боги веселы и лукавы. А сколько жестокости сокрыто во всяком веселье, сколько кинжалов под цветами. Жизнь двулика, как ничто другое каких только не дали имен — любовь точно фата-моргана, распростерла она над людьми приманчивый образ вечности, ей приносили обеты, а она неумолимо струилась, растекалась, переменчивая, всегда разная, как и то, чьим символом она была, — жизнь.
Друзья, простите, что порой,
На фоне собственных страданий,
Боль ваша мне была чужой
И обделяла вас вниманьем.
Родные люди, я прошу
Прощенья в этот праздник светлый
За то, что часто я грущу,
Вас забывая в грусти этой.
И ты, прощенный мной, прости
Что не сбылась что не сумела
За то, что нам не по пути,
Что этот день вдруг стал пределом.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Предел» — 584 шт.
