Цитаты

Цитаты в теме «снег», стр. 16

Покойный Накано Кадзума говорил, что первоначальная цель чайной церемонии — это очищение пяти чувств. Для глаз предназначались висящий свиток и икэбана. Для носа — курительные палочки. Для ушей — звук кипящей волы. Для рта — вкус чая. А для ладоней и ступней — правильность формы. Когда таким образом очищаются
пять чувств, очищается и разум. Чайная церемония очистит разум, когда он застоялся. Я ни разу не отступил от соблюдения чайной церемонии, и дело тут не в том, что соблюдение ее — признак изысканности вкусов. Еще следует добавить, что чайные приборы должны соответствовать общественному положению человека.
В строках: «Под глубоким снегом в последней деревне / В прошлую ночь зацвели многочисленные ветки сливы» избыточное сочетание «многочисленные ветки» было изменено на «одинокая ветка». Говорят, что в образе «одинокая ветка» содержится подлинное спокойствие.
Ну здравствуй! Я тебя ждала. Всегда. Всю свою жизнь. И вот ты здесь — передо мной, но мне нечего тебе сказать. Все, что так долго болело и ранило, растворилось в пелене мирского дня. Ушло, не оставив сухих крошек на столе. Бывает? Не знаю это так странно. Ты меня понимаешь? Ведь это банально. А бесконечное море так и шумит в моей голове, разливаясь свинцом по губам. Они медленно стынут, принимая омертвевшую форму. Но значит так надо. Уходить тебе надо? Черные бархатные крылья за спиной тебя выдают. Не плачь. Я не скажу. Это безмолвная тайна обнимет мою душу и задохнется от ее любви. Никто так и не узнает только с неба будет падать черный перец вместо серебряного снега такое тоже бывает. Затем, все зачихают. И знаешь что? тогда уйдет вся гнилая фальшь Останутся лишь маленькие бледные огоньки в темноте. Это звезды на грешной земле. Ты только не дай им потухнуть. Они такие бесконечно слабые и по-детски беспомощные, словно в тумане. Подари им еще один шанс! Они будут тебе благодарны. А ты сможешь пить их пронзающий свет, вдыхать легкость, ощущать гранитное тепло любовь окутает твою больную душу. Ты будешь спасен и тогда тогда ты снова приходи ко мне. А я найду, что сказать найду.
Я шел туда, где заканчивается город. Я шел по шумным улицам, где разноцветные машины превращаются в черно-белых людей с грустными глазами, а огни магистралей слепят глаза и сводят с ума красавицу ночь. Я шел по пыльным крышам домов, где бродячие коты чуют шальную весну, а пугливые голуби едят из рук, наблюдая круглыми глазами за смешным неловким человеком, принесшим в карманах хлеб. Я шел по паркам, где симметричность цветов выверена до угловатости, но детский смех слышится намного чаще. Я шел туда, где заканчивается город. Туда, где мы с тобой сядем на берегу моря и будем смотреть в медленно алеющий горизонт, никуда не спеша, рассказывая друг другу пустяки и смеясь общим воспоминаниям. Но там, где кончался один город, начинался другой. И снова гудели машины, куда-то спешили поезда, люди торопились жить, сбивая ногами случайную росу, а кто-то снова хотел нас Мы прощались коротким рукопожатием, мы разбегались по делам, бесконечно отражаясь в вырастающих на глазах витринах, мы говорили о самом важном, но взлетал самолет и звук наших голосов таял А потом выпал снег. Словно бы из ниоткуда. Словно бы чудо. Просто однажды утром мы проснулись, вышли из дома, а города больше не было. Была степь, звездное небо под ногами, был свет и была тишина. И тогда я посмотрел наверх, пристально вглядываясь в синеву, и понял, где же заканчивается город.
На площади стреляют поэтов. На главной площади нервные люди с больными глазами находят своё бессмертие. Но бессмертие пахнет могилой, это эхо молчания в затхлых залах вечной немоты, это плесень апатии, это мгновение, ставшее тягучей, душной, статичной вечностью. На площади люди слизывают с побледневших пересохших губ вкус жизни, запоминая его навсегда, влюбляясь в яростную боль, несущую в себе семена любви и экстатичной жажды вдохнуть в пробитые легкие хотя бы ещё один глоток солёного воздуха. На площади люди отчаянно смотрят в небо, судорожно понимая, что человеческая смертность — всего лишь залог остроты чувств, горячности идей, вечного стремления успеть, не жалея себя: жить, любить, дышать, смеяться, кричать в распахнутые окна, подставлять неумолимо стареющее лицо дождям, ветрам, снегопадам, солнцу Потому что в конце этого предложения будет точка, восклицательный знак, а не шлейф уходящего в никуда многоточия. На площади стреляют поэтов. И поджарые животы в предчувствии пули прячут в чреве своём несказанные слова, тяжёлым комом поднимающиеся к сжимающемуся горлу, вырывающиеся в холодный воздух хрипом последних итогов. На площади, где стреляют поэтов, стоит мальчик. И небо давит на него, и снег кажется каменным, и тишина пугает И он пишет на изнанке собственной души детскую мораль взрослой сказки: Бог создал нас разными. Смерть — сделала равными.
Сегодня мы отмечаем еще один конец света. Сколько их было, сколько их еще будет Мы сидим в одном кресле, смотрим в окно на бледное зимнее небо, на безмятежно кружащихся в нем птиц и смеемся. Слепа человеческая вера в чудо, слепа, наивна и дремуча, но пока толпы фанатично настроенных, от скуки сходящих с ума людей складывают консервы в пыльные чуланы, чудо все же происходит. Оно в этом бледном небе, в хищно изогнувшихся черных ветвях обнаженных деревьев, оно в этих сонных птицах, оно в головокружительном танце снега за окном. Оно в этих смешных людях, оно в нас с тобой. Оно везде. Потому что мир этот сам по себе — чудо. И ты завариваешь чай, а я включаю музыку, мы молчим и улыбаемся, как сообщники одной тайны, простого понимания того, что мы сами создаем свой мир. И слушая твои утренние шутки, и украдкой любуясь твоей искренней красотой, этой сквозной открытостью души, я снова и снова понимаю, что люблю А конец света Что же, если кончится свет, то я научу тебя любить во тьме.Поздновато я спохватилась, но так красиво написано, что я решила с вами поделиться.