Цитаты в теме «лист», стр. 5 ▷ Socratify.Net

У меня ужасная депрессия, бессонница, апатия, гастрит, и от того сегодня так невесел я, что я влюбился! Бог меня простит! В поэзию! Да именно в поэзию! И от того ужасный депрессняк! Да я люблю! В душе сплошное месиво! И ей сказать о том не знаю как! Я парень молодой, совсем зеленый, а ей уже немало тысяч лет! Летят на землю тихо листья клёна летят, как мотыльки летят на свет. Я подойду к ней и скажу на ушко тихо: «Хотите, я достану вам звезду?» Она посмотрит на меня, ответит в рифму и вот один стою я на мосту. Вот был бы я на тысяч пять лет старше или какой-нибудь известнейший поэт: Омар Хайям, Сервантес, Пушкин, Гашек или же просто мудрый старый дед. Я бы сказал ей: «Ты моя хорошая!» Она бы мне в ответ: «Ты мой навек!» Мурашки побежали бы по коже мне! И стал бы я счастливый человек! И от того-то голову повесил я,еще чуть-чуть — совсем уйду в запой! Поэзия, любимая поэзия!Я душу дьяволу продам за ночь с тобой!

У каждого из нас на свете есть места,
Куда приходим мы на миг уединится,
Где память, как строка почтового листа,
Нам сердце исцелит, когда оно томится.
Чистые пруды, застенчивые ивы,
Как девчонки, смолкли у воды.
Чистые пруды — веков зеленый сон —
Мой дальний берег детства, где звучит аккордеон
И я спешу туда, где льется добрый свет
И лодки на воде, как призрачные пятна.
Отсюда мы с тобой ушли в круженье лет
И вот я снова здесь и ты придешь обратно.
Однажды ты пройдешь Бульварное кольцо,
И в памяти моей мы встетимся, наверно.
И воды отразят знакомое лицо,
И сердце исцелят и успокоят нервы.

У каждого из нас на свете есть места,
Что нам за далью лет и ближе и дороже.
Там дышится легко, где мира чистота
Нас делает на миг счастливей и моложе.

БАЛЛАДА
— Ты моей никогда не будешь,
Ты моей никогда не станешь,
Наяву меня не полюбишь
И во сне меня не обманешь
На юру загорятся листья,
За горой загорится море.
По дороге промчатся рысью
Черноперых всадников двое.
Кони их пробегут меж холмами
По лесам в осеннем уборе,
И исчезнут они в тумане,
А за ними погаснет море.
Будут терпкие листья зыбки
На дубах старинного бора.
И останутся лишь обрывки
Их неясного разговора:
— Ты моим никогда не будешь,
Ты моим никогда не станешь.
Наяву меня не погубишь
И во сне меня не приманишь

Этот город называется Москва.
Эта улочка, как ниточка, узка.
Эта комната - бочонок о два дна.
И сюда приходит женщина одна.

Меж ключиц её цепочка дивных бус,
Он губами знает каждую на вкус,
Он срывает их, как капельки с листа,
А она стоит, как девочка, чиста.

Это чёрт её придумал или Бог?
Это бредил ею Пушкин или Блок?
И кому была завещана в века
Эта смуглая, точеная рука?

Эти чёрные, печальные зрачки
Открывали все засовы, все замки.
Ей подвластны все дворцы и все дома -
Это входит в дом к нам Истина сама.

Изгоняли её с тронов короли.
Увозили в кругосветку корабли.
Оставались караулить берега
Ложь-разлучница, распутница-деньга!

А она ломала руки о ключи
И срывала цепи бусинок с ключиц,
И лежали они, весом в шар земной,
На прямых ладонях Истины самой.

Расскажи мне про этот мир
Я прошу тебя
Как снежинки слетают вниз
Парашютами

Как о чем-то шумит океан
В лунном мареве
Как уносятся листья вдаль
Грустно-карие

Расскажи мне про летний дождь,
Светлый, радужный
Как он падает на ладонь
Нежно, радостно

Я прильну к твоему плечу
Так доверчиво,
Будто маленькою чуть-чуть
Стану девочкой

И в глаза посмотрю твои
Тихо, преданно
Расскажи мне про этот мир
Неизведанный

Будет таять в душе моей
Боль под масками
Исцеляй, обнимай сильней
И рассказывай.

["Любовь никогда не перестает"
1-ое послание к коринфянам ап.Павла]

Перетекаю в слова. Я готовился к тебе, моя кровь. И когда я был отпущен для исполнения долга тебе, я откупорил все виды вин, которые текут бесконечно. Буквы взрываются влагой в этой ласковой воде. Фолиум, созданный по образу и подобию поэта, у бумаги нет предела для строки, похожей на цветущую ветвь, строки, которая сбрасывает в воздух грацию своего аромата и цветения. Когда Орфей осмелится обернуться между отражениями Бытия и Отсутствия, между Светом и тьмой, когда наступит время промедления песен нежности, одетых в саваны рифм, воздух поменяет тембр, и ветер раскачает только две травинки.

Скрещенные руки мужчины и женщины уже обретают черты…В свете возраста листьев я напишу вам, что годы не стали плотью. Я напишу вам на острие рассвета: - Фавны ещё не умерли. Там, где капает нежность, всё питается ожиданием сюжета. Не иметь ничего больше, чем руки, глаза и касания души. Я напишу вам, что вы родились в лавине тех стихов, что дышат вами.
Восклицание тех, кто награжден прекрасной связкой запрещенных цветов...Я - твоё желание, поэзия, ты желаешь меня, победа твоего удовольствия в конце моих слов. Мы не побежим, мы сдались, победив страх падения в воздух. Мы утонем этим вечером, а утром суета украдет нашу вечность, и земля не будет вертеться вокруг солнца целый день. Дарю тебе все свои мгновения. Пока ты спишь, спущусь по твоим плечам, Обнаженным как белое на черном...Близостью склоняющей к богословию твоё тело.
В серебре пустоты, откуда извлекают речь, я почти забыл аромат хороших слов. За все это время влаги и высыхания, от встречи с миром, Читать твоё дыхание, чтобы ни намёка аромата строк не ускользнуло. Лежа в саду твоих цветов, я вдыхаю тебя.

Сквозь хрупкость нотных ликов

Где времени наперерез
Так тонко и так обнажённо,
Где взмахи альтов
Как глубокий поцелуй
В твоем кровосмешенье с скрипкой...
Струнная легкость...
Я давно так не дышал!
Ночь резонирует над альвеолами касаний,
В безмерностях и расстояньях
Вновь растворений маленькая смерть.
Ханами сердца моего -
Сочится звук, отдав мгновенью умиранье звука...
Ловец огня... сквозь хрупкость нотных ликов
Я именую жизнь летальностью тебя,
Именованием забывчивости чтенья
В земных обычаях с их хищностью химер...
Смотри, ступают листья сквозь эпоху возрожденья...
От сердца к пальцам... В свой тотальный плен.
Там, где узнав, что чем смертельней пустота,
Тем нота более верна.
Так, сохранив осанку, ты ступаешь
Импровизацией живого полотна... сквозь тело.

Запечатлеть твой почерк...
О, нежная вина моя...
В воспламененном трепете самосожженья,
Где обнаженности касается Психея...
Верна, живой любви верна.

Как лава голодна...
О, духота старенья мира...
Разрывом музыки озвучен
Тобой сегодня смертный пренебрег

Там, где вновь бабочки играют в "да" и "нет"
Уже обнажена слеза Сатира.

В Нью-Йорке есть такая пора, когда ты ощущаешь дыхание осени задолго до того, как упал первый лист. Воздух стал прозрачным, лето осталось позади, и однажды ночью впервые за долгое время тебе хочется накрыться тёплым одеялом.

На свете нет такого волокна,
Которым не гордилась бы она,
Как не отыщешь и такой основы,
Где не было бы ничего дурного.

К примеру, этого цветка сосуды:
Одно в них хорошо, другое худо.
В его цветах — целебный аромат,
А в листьях и корнях — сильнейший яд.

Целую червонные листья и сонные рты,
Летящие листья и спящие рты.
— Я в мире иной не искала корысти. -
Спите, спящие рты, летите, летящие листья!

Меняйте Ваши мнения, сохраняйте Ваши принципы: меняйте листья, сохраняйте корни.

Размытые лица чужих городов:
Негромкие улочки, парки и скверы
В вальяжных туманах предутренних снов
Спешащие стрелки — на ходиках веры

И прошлого тени шуршат за спиной,
По тайнам скользя, ухмыляясь картинно
В чужих городах бредит сказками ночь,
Рождая стихи без кричащего грима

До боли знакомо впускаю рассвет
В открытые окна стираю все письма
В чужих городах — это там, где нас нет,
Где скручена память в пожухлые листья.

Все хотят Аргентину. Место, где всё можно начать с чистого листа. Но правда в том, что Аргентина это просто Аргентина. Не важно куда мы едем, мы берем с собой себя самих со всеми недостатками. Так дом — это место, куда мы направляемся, или откуда бежим только чтобы спрятаться в местах, где нас примут. Место, которое можно назвать домом — это то, где мы наконец можем быть теми, кто мы есть.

Последние листья упали,
Случайно коснувшись руки.
Как странно. Как много печали
Осенние дарят стихи.

Одна. Ты идешь осторожно.
Как горько идти по земле.
Одна. Как смешно и тревожно,
Как больно, наверно, тебе.

Замри, обернись! Но ты грустно
Закутаешь плечи в года.
Одна. Как немыслимо пусто.
Одна. Как же жизнь холодна.

Клен листвой постучался в окно,
Это осень пришла, красавица,
Я тебя отпустила давно,
А вот сердце оно упрямится

И не то, чтобы осень грустная,
Чтоб от ветра озябло деревце
Просто сердце, оно чувствует,
Просто сердце, оно надеется

Просто листья стучатся в окно,
Чтобы спрятаться в доме от холода,
Я уже повзрослела давно,
А вот сердце оно молодо

Просто зябко немного в душе,
Это осень шалит, красавица,
Я тебя отпустила уже,
А вот сердце оно упрямится.

я никогда особо не понимал своих стихов, давно догадываясь, что авторство – вещь сомнительная, и все, что требуется от того, кто взял в руки перо и склонился над листом бумаги, так это выстроить множество разбросанных по душе замочных скважин в одну линию, так, чтобы сквозь них на бумагу вдруг упал солнечный луч.

Вот я вновь принимаю парад
Посветлевшей листвы на участке,
И, приветствуя этот возврат,
Гулко дятел стучит для острастки.

И с березы прозрачной на дверь
Опускается лист полусонный.
Закрываю воду, теперь
Пусть дожди поливают газоны.

Дым плывет над трубой, и заря
Чуть кивает из сумрачной рани
Золотой головой октября,
Утопающей в мокром тумане.

Больше некуда мне поспешать
За бедой, за сердечной свободой.
Остается смотреть и дышать
Молчаливой, холодной природой.

Мне вообще не особо понятно, что это сегодня значит — «большинство», «меньшинство». Как писал покойный Бернар-Анри в «Мертвых листьях», если в оркском амбаре десять овец и два волка, где здесь большинство и где меньшинство? А как быть с сорока зеками и тремя пулеметчиками?

И тогда небо прояснилось. Из-за чернильных туч стали появляться звезды. Сначала робко, неуверенно, а потом все смелее. Белый покров окрасился серебристым светом. Рождественская ночь вступила в свои права. До утра мир будет таким – серебристо-белым, словно чистый лист. А завтра каждый сам раскрасит новый день в свои цвета: Радости, Огорчения, Недоверия, Искренности, Осуждения, Прощения, Счастья, Надежды

— У меня тут получается два Нептуна, — сказал Гарри через некоторое время, мрачно глядя на свой лист пергамента. — Такого не может быть, верно?
— А-а-а-а-ах, — прошелестел Рон, изображая таинственный шепот профессора Трелони. — Когда в небе появляются два Нептуна, мой милый, это верный знак, что рождается маленькая зануда в очках