Цитаты в теме «молчание», стр. 28
Осенний пожар полыхает в лесу,
Плывут паутин волоконца,
Тяжелые капли дрожат на весу,
И в каждой по целому солнцу.
Какой нерушимый сегодня покой,
Как тихо планируют листья
Хочу вороха их потрогать рукой,
Как шкурку потрогала б лисью.
Как много их — рыжих, лиловых почти,
Коричневых и золотистых.
Слетают на плечи, лежат на пути,
Трепещут на кронах сквозистых.
Торжественной бронзой покрыты дубы,
Горят фонари-мухоморы
Я нынче с рассвета пошла по грибы,
Бродить по глухим косогорам.
Брожу — и нет-нет да присяду на ствол,
К осенней прислушаюсь речи.
Почудилось — кто-то по лесу прошел.
Не ты ли прошел недалече?
Брожу — и нет-нет да тебя позову,
Молчанье лесное развею.
Мне эхо ответит, лукавя: ау
А я вот возьму и поверю!
Всегда так было и всегда так будет:
Ты забываешь обо мне порой,
Твой скучный взгляд
Порой мне сердце студит...
Но у тебя ведь нет такой второй!
Несвойственна любви красноречивость,
Боюсь я слов красивых как огня.
Я от тебя молчанью научилась,
И ты к терпенью приучил меня.
Нет, не к тому, что родственно бессилию,
Что вызвано покорностью судьбе,
Нет, не к тому, что сломанные крылья
Даруют в утешение тебе.
Ты научил меня терпенью поля,
Когда земля суха и горяча,
Терпенью трав, томящихся в неволе
До первого весеннего луча,
Ты научил меня терпенью птицы,
Готовящейся в дальний перелет,
Терпенью всех, кто знает, что случится,
И молча неминуемого ждет.
Втроём они стояли в неловком молчании, подавляемые могучей личностью Эйба, который высился перед ними, как остов потерпевшего крушение корабля, — ибо, несмотря на свои слабости и привычку потворствовать им, опустошённый, озлившийся, он всё-таки оставался личностью. Нельзя было не оценить его величавого достоинства, позабыть о его свершениях, пусть неполных, беспорядочных и уже превзойдённых другими. Но пугала неослабная сила его воли, потому что прежде это была воля к жизни, а теперь — воля к смерти.
Княжна, кажется, из тех женщин, которые хотят, чтоб их забавляли; если две минуты сряду ей будет возле тебя скучно, ты погиб невозвратно: твое молчание должно возбуждать ее любопытство, твой разговор — никогда не удовлетворять его вполне; ты должен ее тревожить ежеминутно; она десять раз публично для тебя пренебрежет мнением и назовет это жертвой и, чтоб вознаградить себя за это, станет тебя мучить — а потом просто скажет, что она тебя терпеть не может. Если ты над нею не приобретешь власти, то даже ее первый поцелуй не даст тебе права на второй; она с тобою накокетничается вдоволь, а года через два выйдет замуж за урода, из покорности к маменьке, и станет себя уверять, что она несчастна, что она одного только человека и любила, то есть тебя, но что небо не хотело соединить ее с ним, потому что на нем была солдатская шинель, хотя под этой толстой серой шинелью билось сердце страстное и благородное
А миражи не вечны Тают и убивают.
Люди мосты не сводят. Люди мосты сжигают.
Люди возводят стены. Те, кто сильней, — взберутся.
Те, кто слабей ну что же — пусть со всей дури бьются
Лбом о холодный камень. Крылья пускай ломают.
Люди мосты не сводят. Люди мосты сжигают
Люди закрыты. Люди — бьют дорогих и близких,
Тех, кто хоть что-то значит в их черно-белой жизни.
Словом ли, делом, взглядом. Даже порой молчаньем.
Просто исчезновением. Резким и без прощанья.
Любят? Едва ль — циничны, ветрены и капризны
Тем, кто хоть что-то значит в их черно-белой жизни, так нелегко.
Помнишь, три года тому октябрь
Столько прошло, что уже не важно,
Если вдруг утром решишь однажды
Чувства послать к чертям.
Ибо ты будешь всегда со мной,
Даже когда ты меняешь коды.
Не объяснить ведь не правил своды –
Нервы и мозг спинной.
Милый, я помню из всех обид
Только одну, что острей кинжала
Даже тогда не мосты сжигала –
Верила: отболит.
Прошлая осень, как в горле кость:
Тучи, туманы, дожди и листья...
Сколько(!) ломала в молчанье кисти,
Думая: не срослось.
Тяготы осени испытав,
Знаю: плохая она примета.
Помнишь слова: «ты не осень, детка»?
В общем-то, ты был прав
Не смею начать разговор и к тебе писать.
Сказать тебе главное — разве ж когда смогу?
Не хватит мне стали в глазах, а в часах — песка.
Я просто тебя от любви своей берегу.
Но всё ж прихожу. И не то чтоб ты звал, скучал,
Не то чтоб хотел засыпать на моем плече.
Но я говорю вновь о том, что ты мой причал,
О жгучей и странной потребности в палаче.
О том, что ты можешь казнить лишь одной строкой.
Да что там строкой — ты умеешь казнить без слов.
Я падаю, режусь о рифмы твоих стихов,
Об острые сколы молчанья. Чтоб вновь и вновь,
Из пепла восставши, с тобой — прямиком в огонь
Он наш соучастник главнейший и наш судья.
Ты только не выпусти, милый, мою ладонь,
Ты только держи меня крепче. Держи. Ведь я
Скучаю сильней, чем умею о том сказать,
А верю в мечту вдохновеннее, чем пишу
Стихи. Потому ты лишь девственным верь листам,
А вовсе не рифмам, словам и карандашу.
Печально играет осень...Печально играет осень на медных струнах,
И клёны, понурив ветви, вторят молчанием.
Весь мир измеряет время в часах и лунах,
А я мерю дни и ночи твоим дыханием.
Полощет холодный ливень мосты и скверы,
Зонты проплывают мимо, ручьём под окнами
И нет у любви моей ни границ, ни меры,
Её не сдержать внутри, не зашторить стёклами.
О скорой зиме непрестанно поют ветра,
Но чувство в душе — цветущее и весеннее.
Мы вместе пускай только с вечера до утра,
Есть два выходных, и это сродни спасению.
Навеяно фразой: "Нет звука громче, чем молчание телефона."
Лоуис Уайз
И, вновь, зарывшись с головой под одеяло,
Я, засыпая, жду ее звонка
Для счастья, мне ведь, правда, нужно очень мало
От «Я люблю» до «Извини, пока»
Но в этой душной однокамерной гостиной
Где слышен только сердца перестук
Опять рецепторы сжимает паутиной
Какой-то неприкаянный паук
Я часто сплю под завывание саксофона
К груди прижав исписанный дневник,
Но слишком громкое молчанье телефона
Бьет по ушам сильней, чем звонкий вскрик.
Нежнее, чище, откровенней,
Меня до любят за тебя..
Нежнее, чище, откровенней,
Меня до любят за тебя
Лелея каждое мгновенье
Печаль мою на пыль дробя
Вселяя веру в каждый выдох
И радость чувства в каждый вдох —
До любят, чтоб надежд избыток
Никто стереть с души не смог
Чтоб я не знала расставаний,
Предательств, боли, горя, слез
И равнодушия, и молчанья
До любят искренне, всерьез
В чужой любви желанно нежась,
Свою — запру навек в судьбе
И принимая чью-то нежность,
Не вспомню даже о тебе
А будет встреча в новой жизни —
Пройду насквозь, не тратя сил
И ты сойдешь с ума от мысли,
Что ты меня не до любил
Как откровение — прозрение —
Все было — чувства, страсть, цветы
Но чтобы вызывать восхищение —
Меня до любливал не ты.
Кто нас пишет, кто нас сводит, из разных стран собирая, как четки, нанизывая на нить? Я слежу за тобой, смотрю, как твоя игра заставляет меня волноваться и говорить. Я почти разучилась, я же привыкла тут обитать в молчании, в шелковой тишине. Но твой голос я почуяла за версту, потому что этот голос идет ко мне. Ты не будешь мне ни матерью, ни женой, ни подругой - слово за слово, поболтать. Просто сердце наше будет обнажено, наше общее сердце, гулкая темнота. Просто кожа наша будет обожжена, наша общая кожа — жаром звериных шкур мы друг друга будем нежить и пожирать, и сжимать пружиной, силу отдав прыжку. Звери, звери, звери дикие, кровь за кровь, мы вживаемся друг в друга, глаза в глаза Мои тексты скоро станут твоей игрой. Мне тебе придется многое рассказать.
Мне тебе придется многое принести — как добычу гордо бросить к твоим ногам.
Тот, кто пишет нас, заранее все простил. И, похоже, собирается помогать.
Там, где похоронен старый маг,
Где зияет в мраморе пещера,
Мы услышим робкий, тайный шаг,
Мы с тобой увидим Люцифера.
Подожди, погаснет скучный день,
В мире будет тихо, как во храме,
Люцифер прокрадется, как тень,
С тихими вечерними тенями.
Скрытые, незримые для всех,
Сохраним мы нежное молчанье,
Будем слушать серебристый смех
И бессильно-горькое рыданье.
Синий блеск нам взор заворожит,
Фея Маб свои расскажет сказки,
И спугнет, блуждая, Вечный Жид
Бабочек оранжевой окраски.
Но когда воздушный лунный знак
Побледнеет, шествуя к падению,
Снова станет трупом старый маг,
Люцифер — блуждающею тенью.
Фея Маб на лунном лепестке
Улетит к далекому чертогу,
И, угрюмо посох сжав в руке
Вечный Жид отправится в дорогу.
И, взойдя на плиты алтаря,
Мы заглянем в узкое оконце,
Чтобы встретить песнею царя
ПОЛНОЧНЫЙ ТРОЛЛЕЙБУС
Когда мне невмочь пересилить беду,
когда подступает отчаянье,
я в синий троллейбус сажусь на ходу,
в последний,
в случайный.
Полночный троллейбус, по улице мчи,
верши по бульварам круженье,
чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи
крушенье,
крушенье.
Полночный троллейбус, мне дверь отвори!
Я знаю, как в зябкую полночь
твои пассажиры — матросы твои —
приходят
на помощь.
Я с ними не раз уходил от беды,
я к ним прикасался плечами
Как много, представьте себе, доброты
в молчанье,
в молчанье.
Полночный троллейбус плывет по Москве,
Москва, как река, затухает,
и боль, что скворчонком стучала в виске,
стихает,
стихает.
Он сжал ее запястье. Так было решено пожениться. Конец истории, по словам Грана, был весьма прост. Такой же, как у всех: женятся, еще любят немножко друг друга, работают. Работают столько, что забывают о любви. Жанна тоже вынуждена была поступить на службу, поскольку начальник не сдержал своих обещаний. < > Гран от неизбывной усталости как-то сник, все реже и реже говорил с женой и не сумел поддержать ее в убеждении, что она любима. Муж, поглощенный работой, бедность, медленно закрывавшиеся пути в будущее, тяжелое молчание, нависавшее вечерами над обеденным столом, – нет в таком мире места для страсти. Очевидно, Жанна страдала. Однако она не уходила. Шли годы. Потом она уехала. Не одна, разумеется. «Я очень тебя любила, но я слишком устала Я не так уж счастлива, что уезжаю, но ведь для того, чтобы заново начать жизнь, не обязательно быть счастливой». Вот примерно, что она написала.
В вечер условленной встречи Риэ ждал гостя и глядел на свою мать, чинно сидевшую на стуле в дальнем углу столовой. Это здесь, на этом самом месте, она, покончив с хлопотами по хозяйству, проводила все свое свободное время. Сложив руки на коленях, она ждала. Риэ был даже не совсем уверен, что ждет она именно его. Но когда он входил в комнату, лицо матери менялось. Все то, что долгой трудовой жизнью было сведено к немоте, казалось, разом в ней оживало. Но потом она снова погружалась в молчание. Этим вечером она глядела в окно на уже опустевшую улицу. Уличное освещение теперь уменьшилось на две трети. И только редкие слабенькие лампочки еще прорезали ночной мрак.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Молчание» — 671 шт.
