Цитаты в теме «рана», стр. 12
Никогда ни один человек не сможет занять место другого. И тем более это касается женщин. Когда погибает любимая женщина, вместе с ней гибнет целый мир, даже не мир — целая эпоха в жизни человека; молодость, прожитая с ней, намерения, мысли, что были с нею связаны, все гибнет вместе с ее жестами, голосом, мимикой, походкой. Каково же человеку, когда то, что могло быть в старости приятным воспоминанием, превращается в кошмар, в сплошную ноющую рану? Разве может другая женщина, пусть даже по-своему привычная и близкая, закрыть собой эту рану? По-моему, нет
А кто мне скажет,где любовь живёт?
Куда после предательства уходит?
Быть может в тёплом доме где-то ждёт,
Или бездомно по планете бродит?...
Кто мне подскажет,где любовь живёт?
К кому бежит,когда на сердце рана?
Или потерянная по земле бредёт,
После очередного,горького обмана...
.........................
За что мы так с любовью поступаем?
В пылу страстей Её боготворим...
Потом же , даже адреса не знаем,
По пустякам себя тревожить не хотим?
И каждый раз любовь уничтожая,
Пытаемся Её ударить побольней...
Она уходит прочь,почти полуживая...
Мы так благодарим за счастье прошлых дней..
Так кто подскажет,где любовь живёт?
Где после предательства людского обитает?
Пока откроют двери где-то ждёт?
Или от боли причинённой умирает?...
Тебе не наскучило каждому сниться,
Кто с князем твоим горевал на войне?
О чем же ты плачешь, княгиня зегзица,
О чем ты поешь на кремлевской стене?
Твой Игорь не умер в плену от печали,
Погоне назло доконал он коня.
А как мы рубились на темной Каяле —
Твой князь на Каяле оставил меня.
И впору бы мне тетивой удавиться,
У каменной бабы воды попросить.
О том ли в Путивле кукуешь, зегзица,
Что некому раны мои остудить?
Так долго я спал, что по русские очи
С каленым железом пришла татарва,
А смерть твоего кукования короче,
От крови моей почернела трава.
Спасибо тебе, что стонала и пела.
Я ветром иду по горячей золе,
А ты разнеси мое смертное тело
На сизом крыле по родимой земле.
Могила неизвестного солдата
Того, кто обречён быть молодым.
На мраморе сухая смерти дата,
Как память всем оставшимся живым.
Как память, что бессонной тёмной ночью,
Приходит на свиданье сквозь года.
И раны матерей всех кровоточат
О тех, кто не вернётся никогда.
О том, кто был на свете всех дороже,
О том, кого отчаянно ждала
Молилась и надеялась "быть может"
И по кому звонят колокола.
Могила неизвестного солдата
Букетами усыпана из роз
Рассветом, и рубиновым закатом,
Венками материнских горьких слёз.
— Как исцелить эмоциональные раны?,- спросил ученик Мастера.— Вообрази, что попал на планету, где у всех совершенно иной тип эмоционального ума: общение друг с другом неизменно приносит там счастье, любовь и спокойствие. А теперь представь, что проснулся на нашей планете, но твое эмоциональное тело уже не будет изранено. Ты перестаешь бояться быть таким, каким ты есть на самом деле. И что бы кто ни говорил, как бы ни вели себя другие, ты уже не станешь принимать это на свой счет — боль исчезнет. Ты не будешь бояться любить, делиться сокровенным, раскрывать душу.
Мамочке
Милая, родная мамочка, мамуля,
Сотни километров пусть нас разделяют,
Через расстояние снова прилечу я
Мне тебя, поверь мне,очень не хватает.
Ласковые руки,мудрые советы
Трепетной заботой окружаешь вновь
Ты- мой самый близкий человек на свете
Как нужна сегодня мне твоя любовь
Мы с тобой пройдёмся в старом парке вместе,
Осенью любуясь, листьями шурша
Все обиды, страхи, горести исчезнут
И залечит раны битая душа.
Даже слов не нужно, всё поймём по взгляду
И возьмёт тайм-аут жизни сует
Я не понимала раньше, как мне надо
Мамина забота, ласка, теплота.
Мамочка, мамуля, аленький цветочек
Я желаю ярко много лет цвести
Знай, как много значишь для любимых дочек
Жди меня... Я еду... Я уже в пути.
.
Какого вкуса чувства наши —
И скорбь и лютая тоска?
И впрямь горька страданий чаша?
Любовь и впрямь, как мёд сладка?
Горчинка лёгкая в стакане
У грусти явственно слышна.
Живая соль на свежей ране,
Когда обида солона.
Среди страстей, среди борения
Я различить тот час берусь
И резко-кислый вкус презрения
И кисловатый скуки вкус.
Под вечер горькая услада,
И на просвет почти черно
Вино дождя и листопада,
Печали терпкое вино.
Но все оттенки бред и бренность,
И ничего не слышит рот,
Когда стоградусная ревность
Стаканом спирта оплеснёт.
Всё так. И пусть. И горечь тоже.
Приемлю мёд. Приемлю соль.
От одного меня, о Боже,
По милосердию уволь:
Когда ни вьюги и ни лета,
Когда ни ночи и ни дня,
Когда ни вкуса и ни цвета,
Когда ни льда и ни огня!
Давай уже, зима, монтируй этот клип:
Уютный интерьер и елку у камина
Актер, конечно, влип, жерар его филипп,
Двенадцатый ремейк — не сказка, а рутина.
Пускай несется вскачь, фанфан его тюльпан,
Целует королев и бегает по крышам —
То краска, а не кровь из свежих льется ран,
А внутренний озноб невидим и не слышим
Давай уже, зима, рассыпь свой нафталин,
Строгай свой оливье из шуток и мелодий,
Надень на лысый мир парик под мерилин —
Он выдаст на ура любимое в народе
«I wаnna итэдэ» Снимай свое кино,
Пока танцуют все по кругу и привычке
Не дай им разглядеть за смехом и окном
Последнее тепло, дрожащее на спичке.
Страх — вот главное средство приручения. Каждый случай несправедливого отношения усиливает страх. Чувство несправедливости — это нож, оставляющий раны в эмоциональном теле. Эмоциональный яд, в свою очередь, — это наша реакция на то, что мы считаем несправедливостью. Одни раны заживают, но другие заражаются ядом, причем яд этот накапливается. Когда эмоционального яда становится слишком много, возникает потребность избавиться от него, — и мы делаем это, «передавая» отраву кому-то другому. Как именно это происходит? Прежде всего, мы завладеваем чужим вниманием.
Если спрятать на своем теле несколько мешочков с сухой гвоздикой, ты можешь не бояться ни ненастья, ни стужи. Несколько лет назад в самый разгар зимы Накано Кадзума возвращался домой верхом на лошади, и, несмотря на то что был уже стариком, перенес путешествие совершенно безболезненно. Говорят, что это из-за того, что он использовал мешочки с гвоздикой. Кроме того, если выпить отвар, приготовленный из навоза пятнистой лошади, то можно остановить кровотечение из раны, полученной при падении с лошади.
Окубо Тоэмон из Сиода управлял делами в винной лавке, принадлежавшей Набэсима Кэнмоцу. Господин Окура. сын Набэсима Кай-но-ками, был калекой и не выходил за пределы своего дома в деревне Мино. Он давал приют борцам и любил драчунов. Борцы часто посещали близлежащие деревни и устраивали беспорядки.
Однажды они пришли в лавку Тоэмопа, стали пить сакэ и вести безрассудные разговоры, заставив Тоэмопа вступить с ними в спор. Он встретил их с копьем в руках, но, поскольку борцов было двое, они его зарубили.
Его сыну, Канносукэ, было пятнадцать лет, и он как раз трудился над уроками в Дзодзэйдзи, когда ему сообщили о случившемся. Примчавшись домой, он схватил короткий меч, который был длиной чуть больше локтя, вступил в бой с двумя взрослыми мужчинами и вскоре прикончил их обоих. Хотя Канносукэ получил тринадцать ран, он выздоровел. Позднее он был известен под именем Доко и, говорят, стал очень сведущим в массаже.
Когда Уэно Риэй работал в Эдо и надзирал над ведением бухгалтерских книг, у него был молодой помощник, с которым он тесно общался. В первую ночь восьмого месяца он пошел пить с Хасимото Таэмоном, надзиравшим над пехотинцами, и так напился, что потерял здравый смысл. Он сопроводил своего помощника домой, обмениваясь с ним по дороге пьяными репликами, и, когда они пришли, Риэй объявил, что собирается зарубить помощника. Помощник оттолкнул от себя кончик ножен Риэя. Они схватились, и оба упали в канаву, причем помощник оказался сверху. В это время прибежал слуга Риэя и спросил: «Господин Риэй сверху или снизу?»
Когда Риэй ответил: «Я снизу!», слуга ударил помощника мечом. Тот поднялся и, поскольку его рана оказалась легкой, убежал.
Когда этот случай подвергся разбирательству, Риэя посадили под стражу в тюрьму Наэкияма и приговорили к смертной казни через отсечение головы. До этого, когда его назначили в Эдо и он жил в снятом в наем доме в районе, где селились торговцы, один слуга воспротивился ему, и он его зарубил. Но тогда он действовал достойным образом, и люди говорили, что он повел себя как мужчина. Однако на этот раз его действия были возмутительны и, вне всяких сомнений, ничем не оправданы.
Если хорошо подумать обо всем этом с начала до конца, напиться до такой степени, чтобы обнажить свой меч,— значит проявить не только малодушие, но и отсутствие решимости. Слуга Риэя был родом из Таку, но его имя сейчас никто не помнит. И он, хотя был представителем низших сословий, оказался человеком храбрым. Говорят, что, пока шло разбирательство, Таэмон покончил с собой.
Итиюкэн был слугой господина Таканобу и работал на кухне. Как-то, когда зашла беседа о борьбе, Итиюкэн затеял спор и потом, выхватив меч, зарубил семь или восемь человек. В наказание ему было приказано покончить с собой. Но когда господин Таканобу услышал об этом, он помиловал этого человека и сказал: «Во времена, когда нашу страну раздирают междоусобные распри, нам нужны храбрые люди. А, судя по всему, это человек храбрый». Впоследствии, во время боевых действий в районе реки Юдзи, господин Таканобу взял с собой Итиюкэна, и последний снискал непревзойденную славу, совершая вылазки глубоко во вражеские ряды и принося ужасные опустошения.
В сражении при Такаги Итиюкэн продвинулся так далеко, что господин Таканобу почувствовал сожаление и отозвал его. Поскольку авангард не пробился к Итиюкэну, господин Таканобу сам бросился вперед и, ухватив Итиюкэна за рукав, оттащил его назад. К тому моменту голова Итиюкэна была покрыта множеством ран, но ему удалось остановить кровотечение с помощью зеленых листьев, которые он приматывал тонким полотенцем.
Дохаку жил в Куроцутибару. Его сына звали Горобэй. Однажды, когда Горобэй нес мешок с рисом, он увидел, что навстречу ему идет ронин господина Кумасиро Сакё по имени Ивамура Кюнай. Раньше из-за какого-то случая между ними возникла ссора, и теперь Горобэй ударил Кюная мешком с рисом, начал с ним драться, побил и столкнул в канаву, после чего вернулся домой. Кюнай бросил ему вдогонку какую-то угрозу и вернулся домой, где рассказал о случившемся своему старшему брату Гэнэмону. Затем они вдвоем отправились к Горобэю, намереваясь ему отомстить.
Когда они пришли туда, дверь была слегка приоткрыта, а за ней притаился Горобэй с обнаженным мечом. Не подозревая об этом, Гэнэмон вошел, и Горобэй ударил его, нанося удар сбоку. Получив глубокую рану, Гэнэмон использовал свой меч в качестве посоха и, хромая, выскочил на улицу. Затем Кюнай бросился в дом и ударил зятя Дохаку, Кацуэмона, который сидел возле жаровни. Его меч скользнул по крючку, на котором подвешивают чайник, и он отсек Кацуэмону половину лица. Дохаку вместе с женой удалось вырвать меч из рук Кюная.
Кюнай принес извинения и сказал: «Я уже добился того, чего хотел. Пожалуйста, отдайте мне мой меч, и я сопровожу своего брата домой». Но когда Дохаку вернул ему меч, Кюнай ударил его в спину и наполовину разрубил ему шею. Затем он снова скрестил мечи с Горобэем; они оба выбежали на улицу и дрались на равных, пока Кюнай не отсек Горобэю руку.
Тогда Кюнай, который также получил много ран, взвалил на плечи своего старшего брата Гэнэмона и вернулся домой. Однако Гэнэмон по дороге умер.
Горобэй получил многочисленные ранения. Хотя ему удалось остановить кровотечение, он умер из-за того, что выпил воды.
У жены Дохаку было отсечено несколько пальцев. У Дохаку оказалась разрублена шейная кость, и, поскольку незадетым было лишь горло, его голова свисала на грудь. Придерживая голову руками в вертикальном положении, Дохаку отправился к лекарю.
Лекарь проводил лечение следующим образом. Во-первых, он натер челюсть Дохаку смесью сосновой смолы и масла и обвязал ее волокном из рами. Затем он закрепил на его макушке веревку и привязал ее к балке, зашил открытую рану и закопал его тело в рис, чтобы тот не мог двигаться.
Дохаку ни разу не потерял сознание, не менял позу и даже не пил женьшень. Говорят, что лишь на третий день, когда открылось кровотечение, он выпил немного возбуждающего лекарства. В конце концов кости срослись, и он благополучно выздоровел.
Иглы дикобраза боль у хищной кошки,
Сна лишилась львица, да еще кормёжки,
И пустяк бы вроде, но гноятся раны,
Умирает львица на песках саванны.
Есть такие речи, где любое слово,
Будто бы убийца, ничего живого,
Слёзной они влагой омрачают сушу,
Умирает сердце, отрезвляя душу.
В первую секунду, сгоряча, решение было: «Ни слова! Лгать, длить, беречь! Лгать? Но я его люблю! Нет, лгать, потому что я и его люблю!» Во вторую секунду: «Обрубить сразу! Связь, грязь, — пусть отвратится и разлюбит!» И, непосредственно: «Нет, чистая рана лучше, чем сомнительный рубец. «Люблю» — ложь и «не люблю» (да разве это есть?!) — ложь, всю правду!»
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Рана» — 686 шт.