Цитаты в теме «сын», стр. 10
— Что с больным?
— Попытка суицида.
— Снимки дай! Похоже, не жилец
Сколько лет?
— Семнадцать.
— Да, обидно
Кто там, в коридоре, ждет?
— Отец.
— Ну, пойди, скажи, что мы не в силах
— Не пойду, я прошлый раз ходил.
Мать тогда рыдала и просила,
Чтобы я ей сына воскресил.
Он же дышит!?
— Это ненадолго.
— Знаю Но еще надежда есть!
— Эх, коллега Так угодно Богу.
— Но бывает
— Не сейчас, не здесь.
Ладно, сам скажу. Мне не впервые.
Мы же на работе
— Пульса нет
А глаза Как будто бы живые
— Что я говорил? Пошли. Обед.
Девушке
Тебя, быть может, нет еще на свете,
Я о тебе не знаю ничего.
Что из того?
Я все равно в ответе
Перед тобой за сына моего.
В любом краю,
Хоть за Полярным кругом,
Где никогда не тает снежный наст,
Тебя найдет он, назовет подругой,
И все возьмет,
И все тебе отдаст.
С тобой он будет нежным
И не лгущим, простым и добрым,
Преданным навек.
Ты с ним узнаешь на земле цветущей
И щедрость зноя, и прохладу рек.
Но если счастья ты увидишь мало
И если сын окажется иным,
То это я тебя обворовала
Холодным нерадением своим.
Дождь в окошко стучит, как замёрзшая птица.
Но она не уснёт, продолжая нас ждать.
Я сегодня хочу до земли поклониться
Просто женщине каждой, по имени МАТЬ.
Той, которая жизнь подарила нам в муках,
Той, что с нами, порой, не спала по ночам.
Прижимали к груди её тёплые руки.
И молилась за нас всем святым образам.
Той, которая Бога просила о счастье,
За здоровье своих дочерей, сыновей.
Каждый новый наш шаг — для неё был как праздник.
И больнее ей было от боли детей.
Из родного гнезда вылетаем, как птицы:
Поскорее нам хочется взрослыми стать.
Я сегодня хочу до земли поклониться.
Нашей женщине каждой, по имени МАТЬ.
Когда замаливать грехи меня закрыли в бур
Сидел там и писал стихи вор молодой Артур
И две строки из роя слов как будто бросил нам
Я самый худший из сынов, ты-лучшая из мам
Ты всё поймешь и до конца останешься со мной
И зная сына-подлеца ты говоришь — родной
Ты мне прощаешь всё без слов, я также всё упрям
Я самый худший из сынов ты-лучшая из мам
Вся жизнь какой-то парадокс, а может быть, абсурд
То танцы, то любовь, то бокс — свобода или суд
То всё подряд отдать готов, то жалко даже грамм
Я самый худший из сынов ты — лучшая из мам
То всюду камни, то песок, то в воду, то в огонь
В толпе ужасно одинок, то аромат, то вонь
То день как ночь, то ночь без снов, вся жизнь напополам
Я самый худший из сынов ты-лучшая из мам
То катишься по жизни вниз, то снова чуешь взлёт
То от безделицы раскис, а всё наоборот
Не объясняйте, знаю сам я всё без ваших слов
У самой лучшей из всех мам сын худший из сынов.
В моем возрасте, говорят, не положено уставать,
Жаловаться на жизнь и мучиться от недосыпа.
Я не научилась еще вовремя остывать-
Злюсь, столбенею и спорю с толпой до хрипа.
Мне до сих пор прощенья просить неловко
И даже трудно просто вовремя извиниться.
Детство во мне живет лишь вкусом конфет «Коровка»,
Я помню все даты, все песни, слова и лица.
От комплекса неполноценности плавно иду к неврозу,
Вероятному сыну, соседским сплетням и креслу в зале.
Осознаю, что опять я беспочвенно встала в позу,
А вы мне даже слова, собственно, не сказали.
Материнская Молитва Cеверине
Примяв траву подошвами босыми,
Стояла мать, и из последних сил
Просила Богородицу за сына:
«Спаси его, родимая, спаси!
Не приведи по дитятку родному
Мне обрядиться в страшный чёрный плат»
Негромкий шёпот, под раскаты грома
Звучащий, был сильнее, чем набат!
Сквозь ночь, исполосованную бритвой
Грозы, сквозь громовые голоса
Летела материнская молитва
И настежь раскрывались небеса
Навстречу той, чей лик Пресвят и Светел
Планета окунулась в тишину,
Когда душой, отмоленной у смерти —
Сыновней — стало больше на одну.
Слуга Такэды Сингэна, Амари Бидзэн-но-ками, был убит в бою, и его сын, Тодзо, в возрасте восемнадцати лет занял должность отца и стал конным воином в свите генерала. Однажды некий человек из его отряда получил глубокую рану, и, поскольку кровь не останавливалась, Тодзо приказал ему выпить смешанный с водой помет лошади с рыжей гривой. Раненый спросил: «Жизнь дорога мне. Как я могу выпить лошадиный помет?»
Тодзо услышал это и сказал: «Ты настоящий храбрец! То, что ты говоришь, разумно. Однако основной принцип преданности требует, чтобы мы сохраняли наши жизни и завоевывали победу для нашего господина на поле битвы. Что ж, тогда я выпью с тобой за компанию». Затем он отпил немного сам и передал чашу раненому, который с благодарностью принял лекарство, выпил его и выздоровел.
На мой взгляд, в мире было два писателя, которые никак не вмещаются в рамки национальной культуры. Это Шекспир и Толстой. Шекспир — англичанин, Толстой — русский. Это так, но не точно. Шекспир — сын человечества. Толстой — сын человечества, и сразу всё становится на свои места. Как айсберги в океан, эти имена плюхаются в океан человечества, как в свою естественную среду обитания. Конечно, всякий большой писатель принадлежит человечеству, но тут дьявольская разница. Рисовали человечество многие, но человечество позировало только этим двум художникам.
— Самый совершенный в мире мозг ржавеет без дела. Ватсон, хотите заняться дедукцией? Подите сюда. Вон идет джентльмен. Что Вы можете о нем сказать?
— Ну это лондонец. Идет привычной дорогой, не оглядываясь по сторонам.
— Логично
— Человек зажиточный, хорошего аппетита. Это видно по одежде и по брюшку.
— Браво! Еще одно очко в Вашу пользу.
— Пожалуй все.
— Я могу еще кое-что добавить: ему 48 лет, он женат, имеет сына, очень любит свою собаку — рыжего сеттера и работает в министерстве иностранных дел.
(Обалденный взгляд Ватсона)
— После истории с часами я готов верить всему, что Вы скажите . но черт возьми КАК?
— Нет ничего проще, дорогой Ватсон, дело в том, что этот человек — мой родной брат Майкрофт Холмс хахахахаха
— хахахаха Вы разыграли меня, Холмс. Но я сам виноват, не надо быть таким легковерным. А если серьезно, Холмс, вон идет человек самой заурядной внешности. Вот, который переходит улицу. Ну вот, что Вы о нем можете сказать?
— Об этом моряке, отставном сержанте?
— А, он уже отставной сержант? Наверное это Ваш родной брат.. хахаха
— хахаха
— Как Вам не стыдно, Холмс, Вы пользуетесь тем, что Вас нельзя проверить и морочите мне голову. хаха
— хаха
(входит миссис Хадсон)
— Мистер Холмс, к вам посыльный. По виду отставной сержант.
Дэнко родился в Таку, и в то время из его семьи в живых оставались его старший брат Дзиробэй, младший брат и мать. Примерно в девятом месяце мать Дэнко взяла с собой внука, сына Дзиробэя, чтобы он послушал проповедь. Когда настало время возвращаться домой, ребенок, надевая соломенные сандалии, случайно наступил на ногу мужчине, который стоял рядом. Незнакомец отчитал ребенка, и в конце концов они вступили в яростный спор, в результате чего мужчина вытащил меч и убил ребенка. Мать Дзиробэя не могла поверить своим глазам. Она вцепилась в мужчину, но тогда он убил и ее. Сделав это, мужчина отправился к себе домой.
Этого человека звали Гороуэмон, и он был сыном ронина по имени Накадзима Моан. Его младший брат Тюдзобо был отшельником и жил в горах. Моан был советником господина Мимасака, и Гороуэмон также получал от него денежное содержание.
Когда эти обстоятельства стали известны в доме Дзиробэя, его младший брат направился к жилищу Гороуэмона. Обнаружив, что дверь заперта изнутри и никто из нее не выходит, он изменил голос, сделав вид, что это какой-то посетитель. Когда дверь отворилась, он выкрикнул свое настоящее имя и скрестил мечи с убийцей своей матери. Оба свалились на кучу мусора, но в конце концов Гороуэмон был убит. В этот момент появился Тюдзобо и зарубил младшего брата Дзиробэя.
Услышав об этом происшествии, Дэнко немедленно отправился в дом Дзиробэя и сказал: «Только один из наших врагов был убит, в то время как мы потеряли троих. Это чрезвычайно прискорбно, поэтому почему бы тебе не напасть на Тюдзобо?» Однако Дзиробэй не слушал его.
Дэнко посчитал, что такой исход ложится позором на всю семью, и, хотя был буддийским священником, решил напасть на обидчика и отомстить за свою мать, младшего брата и племянника. Тем не менее он знал, что поскольку он обычный священник, то, скорее всего, со стороны господина Мимасаки последуют карательные меры. Поэтому усердно трудился и в конце концов получил сан главного священника храма Рюундзи. Тогда он пошел к Иёнодзё, который изготавливал мечи, и попросил его сделать длинный и короткий мечи, предложил стать его подмастерьем и даже получил разрешение на участие в работе.
К двадцать третьему дню девятого месяца следующего года он был готов приступить к осуществлению задуманного. По случайности в это время к нему приехал какой-то гость. Отдав приказание подавать на стол, Дэнко переоделся в мирское платье и тайно выскользнул из своих покоев. Затем он направился в Таку и, порасспрашивав о Тюдзо-бо, узнал, что тот находится среди большой группы людей, которые собрались, чтобы посмотреть на восход луны, и что, таким образом, больше пока ничего нельзя сделать. Не желая терять времени, он подумал, что его основное желание будет удовлетворено, если он разделается с отцом Тюдзобо и Гороуэмона, Моаном. Придя к дому Моана, он ворвался в спальное помещение, объявил свое имя и, когда Моан начал вставать с постели, вонзил в него меч и убил. Когда прибежали люди, жившие по соседству, и окружили его, он объяснил ситуацию, отбросил в сторону оба меча — длинный и короткий — и вернулся домой. Новости об этом дошли в Сагу еще до его прибытия, и добрая часть прихожан Дэнко встретила его на обратном пути и благополучно проводила до самого храма.
Господин Мимасака пришел в немалую ярость, но, поскольку Дэнко был главным священником храма клана Набэсима, ничего поделать было нельзя. Наконец, использовав посредничество Набэсима Тоннэри, он передал послание Таннэну, главному священнику Кодэндзи, в котором говорилось: «Если священник убил человека, его следует приговорить к смертной казни». Ответ Таннэна был следующим: «Наказание для духовного лица будет вынесено в соответствии с решением, которое примет Кодэндзи. Прошу вас не вмешиваться».
Господин Мимасака еще больше разгневался и спросил: «Каково же будет это наказание?» Таннэн ответил: «Хотя вам до этого не должно быть никакого дела, тем не менее, раз вы настаиваете, я отвечу. [Буддийский] закон гласит, что священник-отступник лишается своего одеяния и изгоняется».
В Кодэндзи Дэнко лишили одеяния священника, но, когда его должны были изгнать, некоторые послушники надели на себя длинные и короткие мечи, к ним присоединилось большое число прихожан, и они сопровождали его до самого Тодороки. По дороге им встретилась группа людей, похожих на охотников, которые начали спрашивать, не из Таку ли идет процессия. Впоследствии Дэнко поселился в Тикудзэне, где все относились к нему очень хорошо. Живя там, он также поддерживал дружеские отношения с самураями. Эта история получила широкую огласку, и говорят, что его везде принимали с почетом.
Мой сын Паата в 12 лет так нагрубил маме, что довел её до слез. Бабушка и сестра пытались с ним поговорить, но в такие моменты вмешиваться нельзя. Даже объяснения отца ни к чему не приведут. Я ничего не сказал. Прошла неделя, Паата уже забыл о случившемся. И я подошел к нему и пригласил прогуляться для «мужского разговора». Такого, о котором мама не должна была ничего знать. Мы шли молча, а потом я обратился к сыну. «Хочу, чтобы ты дал мне совет. Однажды я влюбился в одну женщину. И я пообещал ей, что если она выйдет за меня замуж, то я никогда не дам её в обиду. Как ты считаешь, это правильно?». «Конечно, правильно», — ответил он. «А ты когда влюбишься, дашь своей будущей жене такое же обещание?». «Конечно, дам!» — ответил Паата. И тогда я ему сказал: «Теперь помоги мне, пожалуйста. Я не знаю как быть со своим сыном, который обидел мою любимую женщину. Подскажи, что мне делать. Ведь я дал ей обещание». Это и есть шоковая терапия. Он долго, долго молчит. Но то, что в этот момент кипит внутри него — именно это и творит человека. «Накажи меня», — наконец говорит он. «Зачем? Я не для этого тебя позвал. Нас двое, и мы должны защищать наших женщин. Поможешь мне в этом?». «Помогу», — отвечает Паата. Я жму ему руку и говорю: «Пойдем домой. И давай об этом никто не узнает: ни мама, ни бабушка. Это будет наш, мужской разговор».
Вернувшись в свой аул, Садо нашел свою саклю разрушенной: крыша была провалена, и дверь и столбы галерейки сожжены, и внутренность огажена. Сын же его, тот красивый, с блестящими глазами мальчик, который восторженно смотрел на Хаджи-Мурата, был привезен мертвым к мечети на покрытой буркой лошади. Он был проткнут штыком в спину. Благообразная женщина, служившая, во время его посещения, Хаджи-Мурату, теперь, в разорванной на груди рубахе, открывавшей ее старые, обвисшие груди, с распущенными волосами, стояла над сыном и царапала себе в кровь лицо и не переставая выла. Садо с киркой и лопатой ушел с родными копать могилу сыну. Старик дед сидел у стены разваленной сакли и, строгая палочку, тупо смотрел перед собой. Он только что вернулся с своего пчельника. Бывшие там два стожка сена были сожжены; были поломаны и обожжены посаженные стариком и выхоженные абрикосовые и вишневые деревья и, главное, сожжены все ульи с пчелами. Вой женщин слышался во всех домах и на площади, куда были привезены еще два тела. Малые дети ревели вместе с матерями. Ревела и голодная скотина, которой нечего было дать. Взрослые дети не играли, а испуганными глазами смотрели на старших.
Фонтан был загажен, очевидно нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Так же была загажена и мечеть, и мулла с муталимами очищал ее.
Старики хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали свое положение. О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Сын» — 1 054 шт.
