Цитаты в теме «цель», стр. 85
Воин! Умри прославленной смертью, чтобы родная земля не краснела, принимая твое тело.
Самое лучшее украшение храбреца – рана, полученная на поле боя.
Трусливые погибают на поле боя от случайной, «слепой» пули.
Побеждают не количеством, а качеством. Значит, атакуй, не спрашивая о количестве врага.
Побеждает тот, кто поставил цель победить – победить любой ценой.
Воин, убегающий с поля боя, убегает от своей нации и родины.
На поле боя будь беспощадным, но не жестоким.
Если колеблешься во время войны – ты пропал, ты побежден. Плох и недостоин тот солдат, который не стремится стать командиром.
Умри с честью. Как только ты теряешь честь, тебе остается только умереть.
Трусы размышляют и колеблются, неустрашимые – дерзают и решают.
Слава им, героям, которые могут иронизировать опасность и смерть.
Будь первым, атакуя врага и последним, покидая поле боя.
Во время нападения помни о разрушениях Зейтуна (23), Аданы и Васпуракана.
Хочешь победить? – Дерзай.
Готовность умереть с честью – вот основа победы.
Не люблю того солдата, который способен только на простые дела.
Если враг увидел твой тыл – ты пропал.
Никогда не забывайте, что ваша собственная честь связана с вашими соратниками, с честью вашей Военной части и вашего рода. Поэтому учитесь предпочитать смерть с честью жизни без чести – как на войне, так и вне нее.
Зачем мы любим?..
Правда, странный вопрос. Он кажется нелепым, даже абсурдным. Но почему? Почему мы никогда об этом не думаем? Почему не спросим себя: «Зачем ты любишь? Какой в этом смысл? »
Все в этом мире имеет какой-то смысл. В нем нет ничего бесполезного или случайного. Значит, такая цель должна быть и у любви а мы не знаем ее.
Прагматик скажет, что любовь — это просто физиология. Он скажет, что любовь нужна для продолжения рода. Но разве для продолжения рода недостаточно просто физического влечения? И как тогда быть с любовью к своим родителям, к близким, к Богу, наконец? Зачем возникает это чувство? Неужели недостаточно привязанности, уважения, восхищения? Почему любовь?
Любовь приносит человеку страдания, но и в этом тоже должен быть какой-то смысл. Не может же быть, что и душевный труд, и страдания любящего лишены всякого смысла! Но так получается Каждый знает это по своему опыту.
Мучительный, изматывающий бег по кругу: пустота — любовь — мука — снова пустота и снова любовь. И вот уже нас одолевает единственное желание — спрятаться, уйти, забыться, не думать. Человек, познавший боль, испытывает страх. Он боится повторения этой муки. Он не хочет любви, не хочет вновь попасть в ее зловещий, манящий омут.
Страх перед любовью преследует человека. Ведь влюбиться — значит потерять себя, лишиться чувства опоры. Любящий отказывается от своего «Я», вверяет себя в руки возлюбленного. Это как прыжок с небоскреба — он пугает и завораживает. Завораживающий ужас — вот что такое любовь.
Две вещи — любовь и смерть — великая тайна, спрятанная под покрывалами страха. Мы не можем проникнуть в суть этих тайн. Они остаются для нас вечной загадкой — не проясненными, скрытыми, запретными.
Небеса посылают нам любовь, Небеса обрекают нас на смерть, не спрашивая ни о нашей готовности, ни о нашем желании. Они обе — любовь и смерть, как Рок, как перст Судьбы повелевают нашими жизнями. А мы не знаем их, не можем понять, и даже не видим в них смысла
Все очень просто и одновременно необыкновенно сложно. Просто, потому что достаточно всего лишь изменить отношение и сказать себе: «Не буду больше искать счастья». И с этого мгновения я свободна и независима и смотрю на мир собственными, а не чужими глазами. Искать буду не счастье, а приключение.
А сложно потому что люди внушили мне: счастье это единственная цель, к которой стоит стремиться. Как же не искать его? Зачем вступать на опасную тропу, по которой другие ходить не рискуют?
И что такое, в конце концов, счастье?
Любовь, отвечают мне. Но любовь не приносит и никогда не приносила счастья. Скорее наоборот: любовь это тоска и смятение, поединок, это ночи без сна, когда терзаешься вопросом, правильно ли ты поступаешь. Истинная любовь состоит из экстаза и агонии.
Деньги приносят счастье. Очень хорошо: все, у кого достаточно денег, чтобы обеспечить себе высочайший уровень жизни, могут больше не работать. Однако они работают, работают лихорадочно, словно боятся потерять все. Деньги приносят нет, не счастье, а деньги. Бедность может принести несчастье, но обратное не верно.
Когда я, находясь среди нескольких человек, хочу спровоцировать их, задав один из важнейших вопросов нашего бытия, все отвечают: «Я счастлив».
Я продолжаю: «Но разве вы не хотите получить больше? Разве не хотите продолжать рост и развитие?» «Разумеется, хотим», в один голос отвечают мне.
«Тогда вы не счастливы», говорю я. И мои собеседники предпочитают сменить тему.
— Люди неуклонно и последовательно идут своим путем — к одиночеству и бессмысленности. Они не задумываются над этим, просто признают и принимают. Так формируется «я». Все, чем ты дорожил, во что верил, растекается у тебя за спиной, а тяжко становится, когда теряешь последнего человека. Ведь вместе с ним ты теряешь все — себя, свои цели, свое «я», свое имя, ты только путь и движение вперед. Но внезапно путь кончается; внизу зияет бездна, Ничто — любой шаг означает смерть. Не медля ни секунды, ты делаешь этот шаг и переживаешь чудо цельности, непостижное для всех половинчатых Шаг этот ведет не вниз, как тебе казалось, а вспять. Быть может, он был последним испытанием, которое выдерживают лишь немногие. Это чудо можно назвать трансцендентальным сальто-мортале. Прыгаешь в бездоннную пропасть, но что-то подхватывает тебя, поворачивает — и ты идешь своим путем вспять неуязвимый. Ты изведал Ничто — и уязвить тебя уже невозможно. Ты побывал по ту сторону всех вещей — и они уже не могут убить тебя. Ты пережил абсолютное уничтожение — и ни одна утрата, способная сломить любого другого, тебя уже не коснется.
Итак, что такое литостъ?
Литостъ — мучительное состояние, порожденное видом собственного, внезапно обнаруженного убожества.
Одно из обычных лекарств против собственного убожества — любовь. Ибо тот, кто истинно любим, убогим быть не может. Все его слабости искуплены магическим взглядом любви, в котором даже неспортивное плавание с торчащей над водной гладью головой становится очаровательным.
Абсолют любви есть, собственно, мечта об абсолютном тождестве: необходимо, чтобы любимая женщина плавала так же медленно, как мы, и никоим образом не имела своего собственного прошлого, о котором вспоминала бы с радостью. Но как только иллюзия абсолютного тождества рушится (девушка с радостью вспоминает о своем прошлом или быстро плавает), любовь становится лишь постоянным источником того великого страдания, которое мы называем литостъю.
Тот, кто обладает глубоким опытом всеобщего человеческого несовершенства, относительно защищен от ударов литости. Вид собственного убожества представляется ему чем— то обыденным и нелюбопытным. Литостъ, таким образом, характерна для возраста неопытности. Это одно из украшений молодости.
Литость работает как двухтактный мотор. За ощущением страдания следует жажда мести. Цель мести — заставить партнера выглядеть таким же убогим. Пусть мужчина и не умеет плавать, но получившая пощечину женщина плачет. Стало быть, они чувствуют себя ровней и могут продолжать любить друг друга.
— В одной из рукописей эпохи владычества дочерей Халлы Махуна Мохнатого[ ], сказано, что есть люди, которым дана одна длинная жизнь, и есть люди, кому дано много коротких жизней Там было написано, что первые, сколь бы извилист ни был избранный ими путь, следуют им неторопливо, но неуклонно, к финальному триумфу или к бесславной погибели — это уже дело удачи и воли. Для них каждый новый день — закономерное следствие дня предыдущего. Если такой человек достаточно мудр, чтобы поставить перед собой великую цель, у него есть шанс рано или поздно достичь желаемого. А про вторых было сказано, что у таких людей душа изнашивается гораздо быстрее, чем тело, и они успевают множество раз умереть и родиться заново прежде, чем последняя из смертей найдет их. Поэтому жизнь таких людей похожа на существование расточительных игроков: как бы велик ни был сегодняшний выигрыш, не факт, что им можно будет воспользоваться завтра. Впрочем, и за проигрыши им приходится расплачиваться далеко не всегда. Ты не находишь, что это описание как нельзя лучше подходит к тебе?
— Наверное,-я пожал плечами.
— И ко мне,-твёрдо сказала Меламори.
[ ]И вообще, все что ты рассказал, очень интересно. Но какой вывод мы должны сделать из твоих слов, Шурф? Что наша жизнь подошла к концу и следует ждать, когда начнется новая? А если она, эта новая, нам не понравится?
— Чаще всего так и бывает,-флегматично заметил Лонли-Локли.-
Чего ты хочешь от меня, леди? Чтобы я рассказал тебе, что ждет вас впереди? Но я не прорицатель. Просто коллекционер книг, который дает себе труд ознакомится с содержанием своей коллекции. Могу сказать лишь одно: тот, кому жизнь стала казаться сном, должен ждать или смерти, или перемен. Что, в сущности, одно и то же.
Работа ничуть не почтенней, чем пьянство, и преследует она совершенно ту же цель: она отвлекает человека, заставляет его забыть о самом себе. Работа — это наркотик, и больше ничего. Унизительно, что люди не способны жить трезво, без наркотиков; унизительно, что у них не хватает мужества видеть мир и самих себя такими, каковы они есть. Им приходится опьянять себя работой. Это глупо. Евангелие работы — это евангелие глупости и трусости. Возможно, что работа — это молитва, но это также страусиное прятание головы в песок, это способ поднять вокруг себя такой шум и такую пыль, что человек перестает слышать самого себя и видеть собственную руку перед глазами. Он прячется от самого себя. Неудивительно, что Сэмюэлы Смайлсы и крупные дельцы с энтузиазмом относятся к работе. Она дает им утешительную иллюзию, будто они существуют реально и даже преисполнены значительности. А если бы они перестали работать, они поняли бы, что они, попросту говоря, не существуют. Дырки в воздухе — и больше ничего. И к тому же довольно вонючие дырки. Надо сказать, что смайлсовские души издают по большей части пренеприятный запах. Неудивительно, что они не смеют перестать работать. Они боятся увидеть, что они такое. Это слишком рискованно, и у них не хватает мужества.
Предо мною полтораста лиц, не похожих одно на другое, и триста глаз, глядящих мне прямо в лицо. Цель моя — победить эту многоголовую гидру. Если я каждую минуту, пока читаю, имею ясное представление о степени её внимания и о силе разумения, то она в моей власти. Другой мой противник сидит во мне самом. Это — бесконечное разнообразие форм, явлений и законов и множество ими обусловленных своих и чужих мыслей. Каждую минуту я должен иметь ловкость выхватывать из этого громадного материала самое важное и нужное и так же быстро, как течет моя речь, облекать свою мысль в такую форму, которая была бы доступна разумению гидры и возбуждала бы её внимание, причём надо зорко следить, чтобы мысли передавались не по мере их накопления, а в известном порядке, необходимом для правильной компоновки картины, какую я хочу нарисовать. Далее я стараюсь, чтобы речь моя была литературна, определения кратки и точны, фраза возможно проста и красива. Каждую минуту я должен осаживать себя и помнить, что в моем распоряжении имеются только час и сорок минут. Одним словом, работы немало. В одно и то же время приходится изображать из себя и учёного, и педагога, и оратора, и плохо дело, если оратор победит в вас педагога и учёного, или наоборот.
Читаешь четверть, полчаса и вот замечаешь, что студенты начинают поглядывать на потолок, на Петра Игнатьевича, один полезет за платком, другой сядет поудобнее, третий улыбнется своим мыслям Это значит, что внимание утомлено. Нужно принять меры. Пользуясь первым удобным случаем, я говорю какой-нибудь каламбур. Все полтораста лиц широко улыбаются, глаза весело блестят, слышится ненадолго гул моря Я тоже смеюсь. Внимание освежилось, и я могу продолжать.
— Да, Чэн. Это ремесло. Как гончар делает горшок — так воин убивает.
— А когда гончар делает не горшок, каких множество, а вазу? Единственную в своем роде? Каких до него не делал никто и никогда?! Если он неделями ломает себе голову над формой завитка на середине ручки этой вазы — хотя житейской пользы от этого завитка никакой?!
— Это искусство, Чэн. Не ремесло, но — искусство. Не польза, но — радость.
— А если воину плевать на жизнь и на смерть, если нет врага и нет ярости, а есть он сам и его меч, и отблески движущегося просто так, без житейской цели и пользы клинка чертят в ночном небе диковинный узор, и ноги танцуют, не касаясь земли, а кисточка на рукояти описывает спираль, ведущую в бесконечность, и нет пользы, а есть радость, и ты — это меч, а меч — это ты, это мир, это небо и перехлестывающее через край бренной плоти сознание бессмертия
— Это искусство, Чэн. Это мудрая радость творчества, когда мы равны Творцу. Это шаг от ремесла к искусству, это два берега одного ручья — умная ярость воина-ремесленника и мудрая радость воина-творца.
В огромном большинстве стран мира воспитание молодого поколения находится на уровне восемнадцатого-девятнадцатого столетия. Эта давняя система воспитания ставила и ставит своей целью прежде всего и по преимуществу подготовить для общества квалифицированного, но оболваненного участника производственного процесса. Эту систему не интересуют все остальные потенции человеческого мозга, и поэтому вне производственного процесса человек в массе остается психологически человеком пещерным, человеком невоспитанным. Неиспользование этих потенций имеет результатом неспособность индивидуума к восприятию нашего сложного мира во всех его противоречиях, неспособность связывать психологически несовместимые понятия и явления, неспособность получать удовольствие от рассмотрения связей и закономерностей, если они не касаются непосредственного удовлетворения самых примитивных социальных инстинктов. Иначе говоря, эта система воспитания практически не развивает в человеке чистого воображения, фантазии и — как немедленное следствие — чувства юмора. Человек невоспитанный воспринимает мир как некий по сути своей тривиальный, рутинный, традиционно простой процесс, из которого лишь ценой больших усилий удается выколотить удовольствия, тоже в конце концов достаточно рутинные и традиционные.
Если человеку не удается достичь зрелости, непосредственности, искреннего самовосприятия, его можно считать человеком с серьезным дефектом, при условии, что мы считаем свободу и непосредственность объективными целями, достижимыми для любого человека. Если такой цели не достигает большинство членов общества, мы имеем дело с феноменом социально смоделированного дефекта. Индивид делит его вместе со многими другими индивидами; он не осознает его как дефект, и его чувству безопасности не угрожает ощущение непохожести на других, ощущение отверженности, так сказать. То, что он может потерять в смысле богатства и искреннего ощущения счастья, восполнится чувством безопасности, какое он испытывает от сходства с остальным человечеством — насколько он знает его.
В сущности, сам его дефект может оказаться вознесенным в ранг добродетели той культурой, в какой он живет, и таким образом дать ему повышенное чувство успеха. < > человек, едва ли способный к какой-нибудь искренней радости и превративший себя в винтик машины, которой он должен служить, такой человек, в самом деле, имеет серьезный дефект. Но сам этот дефект был смоделирован культурой; его считали чем-то особенно ценным, и, таким образом, индивид был защищен от невроза, какой получил бы в такой культуре, где этот дефект давал бы ему ощущение полной несостоятельности и изоляции.
Начнём с криминальной субкультуры литературоведов.
Её преступная сущность очевидна и легко доказуема. Настораживает уже тот факт, что литературоведение ничем не способно помочь автору. Эта лженаука не имеет ни малейшего отношения к процессу писанины и годится исключительно для разбора законченных произведений. Или, скажем, не законченных, но уже намертво прилипших к бумаге и утративших способность к развитию.
Знаменательно, что сами литературоведы опасаются иметь дело с живыми авторами, дабы тайное надувательство не стало явным. < >Как провозгласил однажды в припадке циничной откровенности мой знакомый, ныне завкафедрой литературы: «Выпьем за покойников, которые нас кормят! » < >
Ещё в меньшей степени литературоведение необходимо простому читателю. Этот тезис я даже доказывать не намерен. Скажу только, что читающая публика для учёных мужей и жён – не менее досадная помеха, чем автор, поэтому всё, что публике по нраву, изучения, с их точки зрения, не достойно.
Итак, городская субкультура литературоведов криминальна уже тем, что никому не приносит пользы, кроме себя самой, то есть паразитирует на обществе и тщательно это скрывает.
Способ мошенничества отчасти напоминает приёмы цыганок: неустанно убеждать власти в том, что без точного подсчёта эпитетов в поэме Лермонтова «Монго» всё погибнет окончательно и безвозвратно, а запугав, тянуть потихоньку денежки из бюджета. Навар, разумеется, невелик, с прибылями от торговли оружием и наркотиками его сравнивать не приходится, но это и понятно, поскольку литературоведы в уголовной среде считаются чуть ли не самой захудалой преступной группировкой. Что-то среднее между толкователями снов на дому и «чёрными археологами».
Само собой, изложив просьбу раскошелиться в ясных доступных словах, на успех рассчитывать не стоит. < > Поэтому проходимцами разработан условный язык, специальный жаргон, употребляемый с двумя целями: во-первых, уровень владения им свидетельствует о положении говорящего во внутренней иерархии, во-вторых, делает его речь совершенно непонятной для непосвящённых. Последняя функция создаёт видимость глубины и производит на сильных мира сего неизгладимое впечатление. Услышав, что собеседник изучает «гендерную агональность национальных архетипов», сомлеет любой олигарх, ибо сам он столь крутой феней не изъяснялся даже на зоне.
Глядишь, грант подкинет.
Помада оттенка удивленной бересты
Мы с Аней курим, спорим о бабах, читаем Басё.
Разрабатываем очевидный концепт, гениальный фрейм!
Есть ведь женщины, на которых смотришь — и дух трясёт,
А есть просто-женщины, продающие орифлейм.
Эти просто-женщины чтут каталог, как Коран.
Засыпают, очистив мордочку молоком.
И, возможно, снится им добрый дядя
Ив Сен-Лоран или покойная, пухом земля ей, мадам Коко.
Для просто-женщины epic fail — не сдать ЕГЭ.
Тогда тебе ни работы, ни утолщения линзы очков.
Эти женщины носят в сумках по двадцать кэ-гэ.
И имеют в запасе пятнадцать рецептов тушения кабачков.
Мы с Аней решаем держаться вместе, дерзить эпохе.
По одиночке они нас выловят. Цель проста.
С тоталитарными сектами шутки плохи.
Особенно, если целью стоит красота.
Просто-женщины угрожают брошюрками до хрипоты.
Ладно бы «Пробудитесь!» — там хоть о Боге.
Гении чистой и главное очень приземистой красоты
Подбираются к нашим дверям раздавать каталоги.
Стих - всего лишь шутка юмора.
Автор не ставил своей целью обидеть
Распространителей орифлейма, эйвона, амвея, фаберлика....
Каждый мужчина знает, что если подойти к женщине ласково, она сделает все что угодно и обойдется без чего угодно. Он знает, что несколько ничего не стоящих комплиментов, несколько слов о том, какая она хорошая хозяйка, как хорошо помогает ему, заставят ее экономить каждый цент. Каждый мужчина знает, что если он скажет жене, что она выглядит обворожительно красивой в своем прошлогоднем платье, она не променяет это платье на самую последнюю парижскую новинку. Каждый мужчина знает, что целуя жену в глаза, он может закрыть ей их на очень и очень многое, сделав ее слепой, как летучая мышь, и что достаточно ему поцеловать ее в губы, чтобы она стала нема, как рыба.
И каждой жене известно, что муж ее знает все это о ней потому, что она сама снабдила его исчерпывающими сведениями о том, как с ней следует обращаться, чтобы достигнуть цели. И ей никогда не понять, сердиться ли на него или возмущаться им, потому что он скорее будет ссориться с нею и получать за это скверно приготовленную еду, скорее согласится на то, что она будет транжирить его деньги, он же станет покупать ей новые платья, автомобили и жемчуг, он скорее пойдет на все это, чем позаботится о том, чтобы немного польстить ей и обходиться с ней так, как она просит.
— Все, что вы заработали ушло на ваших детей, но ведь после выхода на пенсию деньги вам тоже очень понадобятся.
— Мне понадобятся улыбки на лицах моих детей, а деньги, что ж их и зарабатывают, чтобы тратить. Я не очень беспокоюсь о своей старости. Божьей милостью у меня четыре сына — все равно, что четыре руки, всегда готовых меня поддержать.
***
— Нам, чтобы выжить приходится трудиться день и ночь.— Ты думаешь нам так легко все доставалось? И мы не знали, что такое стресс? Нет, сынок, ты ошибаешься. Мы тоже умели вкладывать душу в работу и зарабатывать деньги, и уважение, чтобы вывести в люди четверых сыновей, пришлось приложить не мало усилий.— Папа, ты не можешь не согласится, что твои дети не лишены способностей, что позволило им пробить себе дорогу в жизни и достичь своей цели-построить свой дом, кроме того, они постараются, чтобы с ними не случилось того, что с тобой, чтобы им не пришлось в старости ходить с протянутой рукой Что случилось, папа, что ты так смотришь? Брось, ты должен признать, что мы всего добились в жизни сами. Разве вы для нас что-нибудь сделали?
(уходит)
Ты прав, что мы для вас сделали? Если мы кормили вас досыта, а сами ложились без ужина, что мы такого сделали?! Если мы отказывали себе в маленьких радостях, но исполняли все ваши желания, что в этом особенного? Если мы пожертвовали своим настоящим ради вашего будущего, то что мы такого для вас сделали? Мы ничего для вас не сделали, ничего. Ты прав, сынок, ничего!
— Как ты думаешь, я одержимый человек?
— Да, я бы сказал, что ты увлечённый.
— Но это совсем не так. Увлечённый человек посвящает себя чему-то конкретному, с целью быть в этой области лучшим.
— А ты не такой?
— Да. Я никогда не буду лучшим в чём-либо. Или, вернее сказать Я уже перестал пытаться. Ты же заметил, что что-то не так тогда в игровом центре? О том, что я более не одержим победой.
— Да.
— Раньше я был одержим желанием побеждать, поэтому старался делать это везде. Но это скучно. Я так хотел победить, но даже если побеждал, это была скучная и неприятная победа. Разве победа, которая не принесла тебе удовольствия, может радовать? Однажды мне всё это надоело. Я посвятил себя тому, чтобы не посвящать себя ничему. И после этого моя жизнь начала налаживаться. Каждый день полон счастья. Но есть одна проблема. Маяка. Маяка просто замечательная. Она одна такая. Порой мне сложно поверить, что она правда хочет быть со мной.
— Тогда
— Но Стоит ли мне посвящать себя ей? Без сомнения, я хочу быть вместе с Маякой. Но не хочу посвящать себя. Я думаю лишь о себе, а об её чувствах даже не задумывался. Весьма эгоистично, да? Но тем не менее, я не хочу отвергать её. Но если я изменю своему нынешнему образу жизни и приму её, то всё может начаться по-старому. И это пугает меня.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Цель» — 1 777 шт.
