Цитаты в теме «конец», стр. 59
Сейчас речь пойдет о «проблеме финишной ленточки».
Мы – я имею в виду человечество – категорически не умеем адекватно воспринимать финалы. Счастливый? – нежизненно, скажем мы. Так не бывает. Ужасный? – оскорблены в лучших чувствах, мы браним автора за то, что лишил нас надежды. Дай, сукин сын, хоть парус на горизонте! Двусмыслица? – о, кипя от гнева, мы готовы убить мерзавца, который поставил нас перед выбором. Выбирать – проклятие рода людского, и да минует нас оно! Открытый? – мы и вовсе лишим эту закавыку гордого имени: «финал». Думать самостоятельно – пытка. А если в конце повествования стоит жирная точка, всем сестрам выдано по серьгам, а всякому кулику по болоту – честное слово, мы никогда не простим создателю, умело связавшему концы с концами, одного-единственного, зато смертного греха.
Он же лишил нас возможности продолжения, не так ли?! Финалы – не наш конек. Они оскорбляют человеческое подсознание самим фактом своего существования. Не в этом ли залог нашей чудовищной жизнеспособности?
Нам надо стоять на своих собственных ногах и глядеть прямо в лицо миру – со всем, что в нем есть хорошего и дурного, прекрасного и уродливого; видеть мир таким, как он есть, и не бояться его. Завоевывать мир разумом, а не рабской покорностью перед теми страхами, которые он порождает. Мы же должны стоять прямо и глядеть открыто в лицо миру. Мы должны взять от мира все, что он может дать; и если это окажется меньше того, что нам хотелось бы, то в конце концов на нашу долю достанется все же больше, чем удалось взять от мира на протяжении всех минувших веков другим людям. Хорошему миру нужны знание, добросердечие и мужество; ему не нужны скорбное сожаление о прошлом или рабская скованность свободного разума словесами, пущенными в обиход в давно прошедшие времена невежественными людьми. Хорошему миру нужны бесстрашный взгляд и свободный разум. Ему нужна надежда на будущее, а не бесконечные оглядки на прошлое, которое уже умерло и, мы уверены, будет далеко превзойдено тем будущим, которое может быть создано нашим разумом.
— С кем-нибудь разговаривать, я же человек, я же тоже так не могу! А с кем я могу разговаривать? С папой – он плакать начинает, ну, то есть, нет, вообще – что с папой? С папой нечего. А с кем? Алик приходит в десять часов с работы и бухается прямо в ботинках на диван, я ему один раз что-то такое, так он говорит: дай мне умереть спокойно, как будто я, понимаешь, его его не знаю, что. А я человек, ты понимаешь, ну мне надо же разговаривать с кем-то! Так я выходила на Лубянке на Пушечную туда, а там «Детский мир», и тут я думаю – да пошли вы все нафиг! Пошла и там, знаешь на первом этаже, где карусель такая стоит, купила себе зайца плюшевого. Ты знаешь, такого с длинными ногами, как потертого? Такого, знаешь, да? Шестьсот рублей, ты прикинь, но я в конце концов могу же? Я себе джинсы последний раз купила девять месяцев назад, ну могу я шестьсот рублей потратить? Короче, я его засунула в пакет и пронесла к себе, и знаешь, Алик ляжет, а я запрусь в ванной, сажаю его на доску и ну все ему рассказываю, понимаешь, всю душу, вот пока ни капельки не останется Так в первый вечер до шести утра. Уже я и ревела, и таблетки пила, и что только не делала И так ну не было вечера, чтобы я минуточку хоть не нашла. А прятала там в шкафу в пакет, ну, знаешь, где трубы, у нас пакет висит, в нем лежит клизма, так туда же никто не заглядывает, и я его там держала. А вчера у папы снова было это самое, так я его отпоила, уложила и пошла, значит, к зайцу, и как начала ему рассказывать – ну не могу остановиться, говорю-говорю, говорю-говорю, и так, знаешь, тряхнула его и говорю: «Ну что ты молчишь?» И тут он на меня смотрит и говорит: «Послушай, ты когда-нибудь думала поинтересоваться вообще, как у меня дела?»
Некий человек навлек на себя позор, поскольку не отомстил. Чтобы отомстить, нужно просто ворваться в жилище обидчика и умереть от меча. В этом нет ничего постыдного. Пока будешь раздумывать о том, что ты должен обязательно прикончить обидчика, время уйдет. Пока будешь раздумывать, сколько у врага людей, время не остановит свой ход, и в конце концов ты откажешься от этой мысли.
Пусть у врага тысячи людей, ты выполнишь свой долг, если выступишь против них, исполненный твердой решимости изрубить их всех, от первого до последнего. Ты выполнишь большую часть этой задачи.
Что касается ночного нападения ронинов господина Асано, то их ошибкой было то, что они не совершили сэппуку в Сэнгакудзи, поскольку между убийством их господина и возмездием за его смерть прошло слишком много времени. Если бы господин Кира в течение этого периода успел умереть своей смертью, это было бы чрезвычайно прискорбно. Поскольку людям из округа Камигата присуща глубокая мудрость, у них хорошо получаются достойные похвалы действия, однако же они не умеют действовать, повинуясь требованиям момента, как поступили участника схватки в Нагасаки.
Хотя не ко всему нужно подходить с подобных позиций, я упоминаю об этом в своем исследовании Пути самурая. Когда наступает момент, нет времени для раздумий. И если ты не разузнал все заранее и не принял решение, чаще всего тебя ждет бесславие. Чтение книг и беседы с людьми нужны для того, чтобы заранее подготовиться к возможному развитию событий.
Прежде всего Путь самурая должен заключаться в осознании того, что ты не знаешь, что случится в следующее мгновение, и в денном и нощном выяснении каждой возможности. Победа и поражение — это вопрос временных обстоятельств. Чтобы избежать позора, нужно выбрать иной путь — смерть.
Даже если поражение кажется неизбежным, мсти. Ни мудрость, ни опыт не имеют к этому отношения. Настоящий мужчина не думает о победе или поражении. Он безрассудно бросается вперед — навстречу неизбежной смерти. Поступая так, ты очнешься от своих грез.
В своих повседневных беседах священник Таннэн говорил:
«Монах не сможет сохранить верность буддийскому Пути, если не проявляет сострадания в своих поступках и не стремится постоянно укреплять в себе мужество. А если воин не проявляет мужества в своих поступках и не имеет в сердце такого великого сострадания» что оно переполняет его грудь, он не может стать слугой. Таким образом, монах должен стремиться достичь мужества воина, а воин — обрести сострадание монаха.
Я много странствовал и встречал мудрых людей, но не находил средства постижения знаний. Поэтому, когда я слышал, что где-нибудь живет храбрый человек, я отправлялся в путь, чтобы повидать его, невзирая на трудности пути, Я ясно понял, что рассказы о Пути самурая помогают постичь буддизм. Защищенный доспехами воин может ворваться во вражеский лагерь, используя силу своего оружия. Может ли монах с четками в руках ринуться на копья и мечи, вооруженный лишь смирением и состраданием? Если он не обладает великим мужеством, он вообще не сделает ни шага. Это подтверждается, что священник может испытывать дрожь, даже раздавая благовония на большой службе в честь Будды, и это объясняется тем, что у него нет мужества.
Для таких вещей, как оживление мертвеца или спасение из ада всех живых существ, нужно мужество. Тем не менее в наши дни монахи тешат себя ложными представлениями и стремятся к благочестивой кротости; среди них нет никого, кто прошел бы Путь до конца. Вдобавок ко всему, среди воинов встречаются трусы, которые содействуют буддизму. Это прискорбно. Молодому самураю негоже интересоваться буддизмом. Это огромная ошибка. Причина этого в том, что он будет смотреть на все с двух точек зрения. Из человека, который не может выбрать одно направление и сосредоточить на нем все свои усилия, ничего не выйдет. Замечательно, когда пожилые люди, уходя на покой, заполняют свой досуг изучением буддизма, но, если воин двадцать четыре часа в сутки несет на одном плече преданность своему господину и почтительность к родителям, а на другом — мужество и сострадание, он будет самураем.
В утренних и вечерних молитвах, а также занимаясь повседневными делами, воин должен повторять имя своего господина. Ведь оно не слишком отличается от имен Будды и священных слов. Также следует следить за тем, чтобы не вызвать неудовольствие тех богов, которые покровительствуют твоей семье. От этого зависит твоя судьба. Сострадание — это мать, вскармливающая судьбу человека. И в прошлые времена, и в нынешние можно встретить примеры бесславной участи безжалостных воинов, которые обладали одним лишь мужеством, но не имели сострадания».
Среди мальчиков-слуг в свите господина Мицусигэ прислуживал некий Томода Сёдзаэмон. Будучи довольно распущенным малым, он влюбился в главного актера театра, которого звали Тамон Сёдзаэмон, и сменил свои имя и герб на имя и герб актера. Полностью увлекшись этим романом, он потратил все, что у него было, и потерял все свое платье и убранство. И в конце концов, израсходовав все свои средства, он украл меч Маватари Рокубэя и попросил одного копьеносца заложить его у ростовщика.
Однако копьеносец проговорился об этом, и после проведенного дознания их обоих приговорили к смерти. Дознавателем был Ямамото Городзаэмон. Когда он зачитывал результаты дознания, то возвысил голос и произнес: «Человек, обвиняющий подсудимого,— это копьеносец такой-то».
«Казните его», — тут же отозвался Мицусигэ.
Когда настало время объявить Сёдзаэмону о его участи, вошел Городзаэмон и сказал: «Теперь тебя уже ничто не спасет. Подготовься к смерти».
Сёдэаэмон взял себя в руки и ответил: «Хорошо. Я понял, что ты сказал, и благодарен тебе за твои слова». Однако кто-то придумал так, чтобы Сёдзаэмону сказали, что в роли кайсяку будет выступать один человек, а на самом деле обезглавит его другой,
Наодзука Рокууэмон, который был всего лишь пешим солдатом.
Придя на место казни, Сёдзаэмон увидел стоявшего напротив него кайсяку и приветствовал его с чрезвычайным спокойствием. Но в тот же момент, увидев, что тот стоит неподвижно, а Наодзука вытаскивает из ножен свой меч, он вскочил и воскликнул: «Кто ты такой? Я никогда не позволю тебе отрубить мне голову!» С этого мгновения его спокойствие дрогнуло, и он проявил ужасное малодушие. В конце концов, его прижали к земле и обезглавили.
Позднее Городзаэмон рассказывал по секрету: «Если бы его не обманули, он бы, вероятно, достойно встретил свою смерть».
Во времена господина Кацусигэ были слуги, которых с молодых лет, независимо от их происхождения, посылали прислуживать господину. Однажды, когда Сиба Кидзаэмон выполнял такую обязанность, господин подстриг свои ногти и сказал: «Выбрось их». Кидзаэмон взял обрезки в руку, но не стал подниматься с колен, и тогда господин спросил: «В чем дело?» Кидзаэмон ответил: «Одного не хватает». «Вот он», — ответил господин и протянул ему тот, который спрятал.
Савабэ Хэйдзаэмону приказали совершить сэппуку одиннадцатого дня одиннадцатого месяца второго года Тэнна. Поскольку об этом ему стало известно вечером десятого дня, он послал письмо Ямамото Гоннодзё [Цунэтомо] с просьбой быть его кайсяку. Следующие строки — копия ответа Ямамото.
«Я уважаю Вашу решимость и выполню Вашу просьбу выступить в роли кайсяку. В душе я чувствую, что мне следует отказаться, но поскольку это должно произойти
завтра, у меня нет времени для поиска оправданий, поэтому я возьму на себя выполнение этой роли.
Тот факт, что Вы выбрали меня среди многих людей, вызывает у меня глубокую признательность. Пожалуйста, не волнуйтесь по поводу того, что должно последовать. Хотя уже поздняя ночь, я прибуду к Вам домой, чтобы обговорить подробности».
Говорят, что, когда Хэйдзаэмон прочитал этот ответ, он заметил: «Это непревзойденное письмо».
С давних времен считалось дурным предзнаменованием, если самурая просили выступить в роли кайсяку. Причина этому в том, что человек не прибавляет себе славы, даже если он хорошо сделал свое дело. Если же он по какой-то случайности совершит оплошность, это ляжет на него позорным пятном до конца жизни.
Когда Уэно Риэй работал в Эдо и надзирал над ведением бухгалтерских книг, у него был молодой помощник, с которым он тесно общался. В первую ночь восьмого месяца он пошел пить с Хасимото Таэмоном, надзиравшим над пехотинцами, и так напился, что потерял здравый смысл. Он сопроводил своего помощника домой, обмениваясь с ним по дороге пьяными репликами, и, когда они пришли, Риэй объявил, что собирается зарубить помощника. Помощник оттолкнул от себя кончик ножен Риэя. Они схватились, и оба упали в канаву, причем помощник оказался сверху. В это время прибежал слуга Риэя и спросил: «Господин Риэй сверху или снизу?»
Когда Риэй ответил: «Я снизу!», слуга ударил помощника мечом. Тот поднялся и, поскольку его рана оказалась легкой, убежал.
Когда этот случай подвергся разбирательству, Риэя посадили под стражу в тюрьму Наэкияма и приговорили к смертной казни через отсечение головы. До этого, когда его назначили в Эдо и он жил в снятом в наем доме в районе, где селились торговцы, один слуга воспротивился ему, и он его зарубил. Но тогда он действовал достойным образом, и люди говорили, что он повел себя как мужчина. Однако на этот раз его действия были возмутительны и, вне всяких сомнений, ничем не оправданы.
Если хорошо подумать обо всем этом с начала до конца, напиться до такой степени, чтобы обнажить свой меч,— значит проявить не только малодушие, но и отсутствие решимости. Слуга Риэя был родом из Таку, но его имя сейчас никто не помнит. И он, хотя был представителем низших сословий, оказался человеком храбрым. Говорят, что, пока шло разбирательство, Таэмон покончил с собой.
В двенадцатом разделе пятой главы Рёанкё есть следующая история.
В провинции Хидзэн был некий человек из Таку, который, несмотря на то что он заразился оспой, собирался присоединиться к войскам, осаждавшим замок в Симабаре. Его родители искренне пытались его отговорить, увещевая: «Какой от тебя будет толк при твоем тяжелом недуге, даже если тебе удастся туда добраться?»
Он отвечал: «Я буду счастлив, если умру в пути. После того как я ощутил на себе благосклонное отношение господина, разве мне следует говорить себе, что теперь я не смогу оказаться ему полезен?» И он ушел на войну. Хотя дело было зимой и стоял ужасный холод, он не обращал никакого внимания на свое здоровье, не стал надевать много одежды и ни днем ни ночью не снимал своих доспехов. Более того, в условиях лагеря он не мог содержать свое тело и одежду в чистоте, однако, в конце концов, быстро оправился от своего недуга и смог полностью выполнить свой долг перед господином. Поэтому, вопреки ожиданиям, нельзя говорить, что грязь так уж плоха.
Когда учитель Судзуки Сёдзо услышал об этом, он сказал: «Разве не было очищающим действием то, что он пожертвовал жизнью ради своего господина? Человеку, который расстается с жизнью ради праведного дела, нет нужды взывать о помощи к богу оспы. Все небесные боги будут его защищать».
Ночью тринадцатого дня девятого месяца четвертого года Тэйкё десять актеров театра Но сидели в Саяномото возле дома Накаямы Мосукэ, пехотинца, и созерцали луну. Сначала Наоцука Кандзаэмон, а потом и остальные начали насмехаться над пехотинцем Араки Кюдзаэмоном из-за того, что он был очень маленького роста. Араки разгневался, убил мечом Кандзаэмона и начал наносить удары по остальным.
Несмотря на то что у Мацумото Рокудзаэмона была отрублена рука, он спустился в сад, схватил Араки сзади второй рукой и сказал: «Такому, как ты, я откручу голову и одной рукой!» Выхватив меч из рук Араки, он швырнул его на порог и прижал коленом, но, когда ухватился за шею, силы покинули его, и Араки легко с ним справился.
Араки быстро вскочил и снова принялся наносить удары по тем, кто находился вокруг, но теперь господин Хаята (позднее известный как Дзиродзаэмон) встретил его с копьем в руках. В конце концов, несколько человек смогли его усмирить. После этого Араки велели совершить сэппуку, а всех остальных, имеющих отношение к этому происшествию, сделали ронинами за их неблагоразумное поведение, но Хаяту позднее простили.
Поскольку Цунэтомо не помнит точно эту историю, следует поспрашивать о ней других людей.
Несколько лет назад в Дзиссоине в Каваками состоялось чтение сутр. Пять или шесть человек из Конъямати и Тасиро сходили на службу и на обратном пути провели какое-то время в питейном заведении. Среди них был один из слуг Кидзуки Кюдзаэмона, который, имея на то какую-то причину, отклонил предложение своих спутников присоединиться к ним и вернулся домой до наступления темноты. Однако остальные позднее ввязались в драку с какими-то людьми и всех их зарубили.
Слуга Кюдзаэмона услышал об этом в тот же вечер и поспешил в жилище своих товарищей. Он выслушал подробности происшедшего и затем сказал: «Я думаю, что в конце концов вам придется заявить о случившемся. Когда вы это сделаете, вам следует сказать, что я также там присутствовал и помогал убивать тех людей. Когда я вернусь, я скажу то же самое Кюдзаэмону. Поскольку в драке участвуют все, кого это касается, мне следует принять такой же смертный приговор, как и вам. И это мое искреннее желание. Причина этому в том, что даже если бы мне пришлось объяснить своему господину, что я рано вернулся домой, он никогда бы не поверил, что это правда. Кюдзаэмон всегда отличался суровым нравом, и, если бы даже его расследователи выяснили мою непричастность, он, вероятно, приказал бы казнить меня как труса прямо у себя на глазах. В таком случае, умереть, оставив после себя дурную славу как о человеке, сбежавшем с места происшествия, было бы чрезвычайно прискорбно.
Поскольку меня в любом случае ожидает одна участь, я бы хотел умереть, приняв наказание за убийство человека. Если вы не согласны с этим, я вскрою себе живот прямо здесь».
Не имея выбора, его товарищи рассказали все так, как он просил. Некоторое время спустя, во время дознания, хотя обстоятельства были объяснены указанным образом, выяснилось, что слуга вернулся домой рано. Все дознаватели оценили его поведение и даже похвалили этого человека.
Этот случай мне изложили лишь в общих чертах, поэтому я постараюсь узнать подробности позднее.
В то время, когда господин Набэсима Цунасигэ еще не вступил во владение в качестве наследника, его дзэнский священник Куротакияма Теон обратил его в буддизм и стал его наставником. Поскольку Цунасигэ достиг просветления, священник собирался даровать ему печать, и об этом стало известно во всем дворце. В то время Ямамото Городзаэмону было велено одновременно выполнять обязанности слуги Цунасигэ и присматривать за ним. Когда он об этом услышал, он понял, что такое нельзя допустить, и решил обратиться с просьбой к Теону, а если тот не согласится, убить его. Он пришел в дом священника в Эдо, и священник с достоинством принял его, думая, что это паломник.
Городзаэмон приблизился к нему и сказал: «Мне нужно сообщить вам лично одну секретную вещь. Пожалуйста, отошлите ваших прислужников.
Говорят, что вскоре вы наградите Цунасигэ печатью за его успехи в буддизме. Однако, поскольку вы из Хидзэна, вы должны быть достаточно осведомлены о традициях кланов Рюдзодзи и Набэсима. В наших владениях низшие и высшие сословия живут в согласии, потому что, в отличие от других, власть у нас передается по наследству из поколения в поколение. За все предыдущие века никогда не было случая, чтобы даймё получил буддийскую печать. Если вы даруете печать Цунасигэ, то он, вероятно, возомнит себя просветленным и с презрением отнесется к тому, что говорят его слуги. Великий человек станет тщеславным. Ни в коем случае не давайте ему печать. Если вы не согласны со мной, то знайте, что я настроен решительно». В его голосе звучала такая уверенность, что не было сомнений в том, что он пойдет до конца.
Цвет лица священника изменился, но он ответил: «Ну что ж... Ваши намерения заслуживают уважения, и я вижу, что вы хорошо разбираетесь в делах своего клана. Вы преданный слуга...»
Но Городзаэмон перебил его: «Нет! Я вижу вашу уловку. Я пришел сюда не для того, чтобы меня похвалили. Не добавляя ничего лишнего, позвольте мне ясно услышать, собираетесь ли вы отказаться от своего намерения дать Цунасигэ печать или нет».
Теон ответил: «То, что вы говорите, разумно. Я заверяю вас, что не стану вручать ему печать».
Городзаэмон понял, что тот говорит правду, и вернулся домой.
Цунэтомо услышал эту историю из уст самого Городзаэмона.
Дохаку жил в Куроцутибару. Его сына звали Горобэй. Однажды, когда Горобэй нес мешок с рисом, он увидел, что навстречу ему идет ронин господина Кумасиро Сакё по имени Ивамура Кюнай. Раньше из-за какого-то случая между ними возникла ссора, и теперь Горобэй ударил Кюная мешком с рисом, начал с ним драться, побил и столкнул в канаву, после чего вернулся домой. Кюнай бросил ему вдогонку какую-то угрозу и вернулся домой, где рассказал о случившемся своему старшему брату Гэнэмону. Затем они вдвоем отправились к Горобэю, намереваясь ему отомстить.
Когда они пришли туда, дверь была слегка приоткрыта, а за ней притаился Горобэй с обнаженным мечом. Не подозревая об этом, Гэнэмон вошел, и Горобэй ударил его, нанося удар сбоку. Получив глубокую рану, Гэнэмон использовал свой меч в качестве посоха и, хромая, выскочил на улицу. Затем Кюнай бросился в дом и ударил зятя Дохаку, Кацуэмона, который сидел возле жаровни. Его меч скользнул по крючку, на котором подвешивают чайник, и он отсек Кацуэмону половину лица. Дохаку вместе с женой удалось вырвать меч из рук Кюная.
Кюнай принес извинения и сказал: «Я уже добился того, чего хотел. Пожалуйста, отдайте мне мой меч, и я сопровожу своего брата домой». Но когда Дохаку вернул ему меч, Кюнай ударил его в спину и наполовину разрубил ему шею. Затем он снова скрестил мечи с Горобэем; они оба выбежали на улицу и дрались на равных, пока Кюнай не отсек Горобэю руку.
Тогда Кюнай, который также получил много ран, взвалил на плечи своего старшего брата Гэнэмона и вернулся домой. Однако Гэнэмон по дороге умер.
Горобэй получил многочисленные ранения. Хотя ему удалось остановить кровотечение, он умер из-за того, что выпил воды.
У жены Дохаку было отсечено несколько пальцев. У Дохаку оказалась разрублена шейная кость, и, поскольку незадетым было лишь горло, его голова свисала на грудь. Придерживая голову руками в вертикальном положении, Дохаку отправился к лекарю.
Лекарь проводил лечение следующим образом. Во-первых, он натер челюсть Дохаку смесью сосновой смолы и масла и обвязал ее волокном из рами. Затем он закрепил на его макушке веревку и привязал ее к балке, зашил открытую рану и закопал его тело в рис, чтобы тот не мог двигаться.
Дохаку ни разу не потерял сознание, не менял позу и даже не пил женьшень. Говорят, что лишь на третий день, когда открылось кровотечение, он выпил немного возбуждающего лекарства. В конце концов кости срослись, и он благополучно выздоровел.
Человек из того же отряда, что и Агора Гэндзаэмон, совершил какой-то бесчестный поступок, и поэтому предводитель отряда дал ему записку, в которой содержался его смертный приговор, и велел отнести ее Гэндзаэмону.
Гэндзаэмон внимательно прочитал записку и затем сказал этому человеку: «Здесь говорится, что я должен убить тебя, поэтому я покончу с тобой на восточном берегу. Раньше ты практиковался в фехтовании на мечах... Теперь тебе понадобится все твое умение».
Человек ответил: «Я поступлю так. как вы скажете», и они вдвоем вышли из дома.
Они пошли вдоль края рва, но не успели сделать и пятнадцати шагов, когда кто-то из слуг Гэндзаэмона окликнул его с противоположной стороны. Когда Гэндзаэмон начал поворачиваться, приговоренный человек напал на него с мечом в руке. Гэндзаэмон быстро отступил назад, выхватил меч и зарубил этого человека. Затем он возвратился домой.
Он снял с себя одежду, спрятал ее в сундук и запер на ключ. До конца своей жизни он никогда никому ее не показывал. После его смерти одежду осмотрели, и оказалось, что она разрезана лезвием меча. Это рассказал его сын. Гэндзаэмон.
Я собираюсь умереть с оружием в руках. Потому что это то, чего я ждал для себя — это все, чего я для себя ждал. Я хочу, чтобы ты выбрался. Я хочу, чтобы ты почувствовал жизнь — или стал Летописцем, без разницы. Ты, с женой и детьми, и внуками, будешь жить, пока не станешь толстым и лысым и сидящим на Виагре это по-моему превосходный конец — и единственный, который я готов принять.
Слушай, это, наверное, классно — жить в мире фантазий. Это великолепно. Я знаю. Ты можешь прятаться, и ты можешь притворяться, что всего этого дерьма не существует, но ты не сможешь делать это вечно, потому что в конце концов, от чего бы ты ни бежал — оно найдет тебя. Оно тебя догонит и достанет до печенок. И тогда Тогда ты должен проснуться, потому что если ты этого не сделаешь, если попытаешься сохранить мечту — это уничтожит тебя.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Конец» — 3 171 шт.
