Цитаты в теме «шрам», стр. 8
Раненная птица в небо не стремится,
Сердце раз разбивший -
Останется навеки бывшим,
Чтобы ни случилось,
Жизнь летит как птица,
Но не найти конца тебе,
Чтоб остановиться,
На гору взобрался?!
Ты рискни скатиться,
Вправду любишь солнце?!
Так перестань его таиться!
Раз любивший боле -
Всё уж настоящее!
В их числе не раз прогнивший,
Сердцем выстоявший,
Рана есть на сердце?!
Не скрывай ты шрамы!
Под вуалью темной
Не являйся в мае,
Бог простит раз надо,
Мне простить не тяжко,
Только до сих пор уж участь твоя,
По ночам мне снится, нет уж, долго,
Долго мне не спится!
Раненная птица в небо не стремится.
Может, мне влюбиться в агронома?
Хлеб необычайно благороден:
Фартук, каравай, крылечко дома
Образ подкупает, хоть немоден.
Может, мне влюбиться в каскадера?
Шрамы зализать, погладить брюки.
После секса хаить режиссера
И актеров, что по жизни — суки!
Может, мне влюбиться в альпиниста?
И ходить с ним в связке даже писать?
Воздух гор невероятно чистый
Должен пробудить во мне туриста!
Может, мне влюбиться в экстрасенса?
Греться в зоне ауры могучей?
Полный курс тантрического секса
Мной еще, по правде, не изучен.
Может, мне влюбиться в олигарха?
Пошло, но любви достоин каждый.
Кто его поддержит после краха,
Сломленного голодом и жаждой?
Или в гинеколога — не плохо:
Написать стихов четыре тома!
Кем наполнить новую эпоху?
Может, мне влюбиться в агронома?
Не заставь меня плакать, - я плакала много, любимый.
И не думай напрасно, что я холодна и надменна.
Мне изранили сердце, и в шрамах оно постепенно
Отвердело, но больно ему от ожога, любимый.
Безоглядно я шла, доверялась открыто и прямо,
Но как часто встречала я с горечью неодолимой
Камень вместо сердец, я же верила в сердце упрямо.
Нелегко мне досталась прямая дорога, любимый.
Мне бы тихо уснуть, по-ребячьи склонясь головою
На колени твои - отдохнуть от тоски нестерпимой.
Тайный свет сбереги, озаряющий сердце живое -
Вечереет мой день, уже ночь на пороге, любимый.
Пришло "подарочное" настроение, потому что беседа, пусть даже не долгая, да еще и с хорошим человеком к этому настроению привела. Мудрому, стальному внешне, но мягкому и нежному внутри. Для Севы Mac-Tire. Я умножаюсь. Я крепну и умножаюсь на осень, на жизни, отзывчивость или жалость,
на каждый в пути полученный мной ответ.
******
Послушай, я всё до капли в себе вместила,
Внутри у меня такая любовь и сила,
Что часть меня есть во всем, что живет вовне.
Я - аорта экватора, пульс его, чуткий нерв.
Любые из болей внутри оставляют шрамы -
Тебе выбирать: полем боя быть или храмом;
Цельным ли, грубо ли склеенным из частей;
Уметь пережить их, мудрея, или пустеть.
Жизнь принимаю, веду в себе красной нитью,
Сечением золотым, начинаю быть им.
Да станет всегда умножать меня этот свет.
На пыль океанскую. И на земную твердь.
Уходя, зацепился за сердце.
Оно лопнуло и разошлось по шву
Было больно, но почему-то я до сих пор живу
И, как оказалось, по-настоящему, наяву,
Хотя очень не хочется в это верить.
Обернулся, попал навылет.
Пошатнулась, но до сих пор стою,
Как оловянный солдатик — всегда в строю,
И не имеет значения, что на самом краю.
Равновесие как-то не принято мерить.
Попрощался. и оглушил словами.
Онемела, не двигаясь ни на шаг —
Кто тебе разрешил так ранить,
Словно самый заклятый враг?
В другой раз забирай с собою и память.
Мне тут с ней не ужиться — дело мое табак.
Никогда не проводила реанимаций
А тут взяла себя в руки, и, кажется, все же смогла
И казалось бы — удачная операция! -
Наложены швы — даже нашлась игла.
Сердце почти как новое,
Не считая рубцов и шрамов
Вот только
Сплошная линия вместо кардиограммы.
Моя память о нем живет в не зарубцованных шрамах,
В чуть потухших, уставших синих глазах под вечер.
Я б жила в самых удивительных и отдаленных странах,
В надежде на то, что никогда больше его не встречу.
Моя память о нем живет в школьных помятых тетрадках,
В переписках в контакте с одноразовыми псевдодрузьми,
Моя память живет в незнакомых животных схватках,
Моя память, неужели это все происходит с нами?
Моя память сдирает с души корочку второй положительной,
Моя память обращается со мной по — садистки крайне жестоко.
Мне б уехать в город отдаленный и удивительный,
Мне б начать пора уже искренне верить в Бога.
Я стекаю на ледяные квадраты чешского рыжего кафеля,
Моя память довела меня до стадии «нет смысла лечить».
Передайте ему одно старое, самое важное правило;
И шепните тихонько: посмей кого еще приручить.
Крылья, которые вырвали, не отрастают заново. Шрамы гноятся, чешутся, пачкают простыню.
Ты помолчи, пожалуйста. И не смотри в глаза мои. Рот я зашила намертво — слова не пророню.
Я не болею с пятницы "пить почему-то бросила" и от моих ментоловых кашель и хрипотца.
время идёт. Возможно я замуж отправлюсь к осени. Ведь я найду "уверена!" детям моим отца.
Переборола бешенство. Слёз не дождёшься — вытекли, вылились и теперь они — сеть полноводных рек. Не проклинай, пожалуйста, больше моих родителей. Частники в этой твоей игре.
Сколько же в нас намешано праведного и странного сердце возьми. Храни его бережно, взаперти.
Крылья, которые вырвали, не отрастают заново. Может, еще увидимся. Ну, а сейчас — лети.
Мой телефон оглох,
И звук его растаял,
И кратким шрамом лёг
На не прожитый век,
И тысяча дорог,
Как в нарушение правил,
Впечатали следы
В не долетевший снег.
Они сплелись в одну,
И стало непонятно,
К чему такая блажь -
Предвидение конца,
Но расшвырял декабрь,
Как солнечные пятна
По чёрным небесам
Созвездие стрельца.
И стало всё равно...
Куда б ни заводила
Смешная дребедень
Судеб и суматох,
Мне было всё равно,
А ты с ума сходила
На том конце земли...
Но телефон оглох.
А снег лежал, летел,
И таял постепенно,
И времени спираль
Закручивалась в жгут,
И надвигался день,
И оседала пена
Безмолвия шагов,
Движения минут.
Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене,
И я вижу свежие шрамы на гладкой, как бархат, спине.
Мне хочется плакать от боли или забыться во сне.
Где твои крылья, которые так нравились мне?
Где твои крылья, которые так нравились мне?
Где твои крылья, которые нравились мне?
Раньше у нас было время, теперь у нас есть дела
Доказывать, что сильный жрет слабых, доказывать, что сажа бела.
Мы все потеряли что-то на этой безумной войне.
Кстати, где твои крылья, которые нравились мне?
Где твои крылья, которые нравились мне?
Где твои крылья, которые нравились мне?
Я не спрашиваю, сколько у тебя денег,
Не спрашиваю, сколько мужей.
Я вижу, ты боишься открытых окон и верхних этажей.
И если завтра начнется пожар, и все здание будет в огне,
Мы погибнем без этих крыльев,
Которые нравились мне.
Где твои крылья, которые нравились мне?
Где твои крылья, которые нравились мне?
У него прострелено правое лёгкое, но он как-то ещё живёт.
Из неё достали две пули – шрам через весь живот.
У обоих ещё по парочке ножевых, но они не в счёт.
Война между ними длится уже десятый год.
Друзья вздыхают – это не кончится никогда.
Из комментариев – только короткое «ммдаа»
У неё вместо нервов оголённые провода,
А ему и с ней беда, и без неё никуда.
Иногда заключается перемирие, но срок у него невелик.
Максимум, на что их хватает – это миг –
Вот он ловит губами на щеке её солнечный блик,
А потом с поля боя снова доносится крик.
Кто из них начал эту войну не помнят ни он, ни она.
Десятую зиму накрывает собой весна,
А они всё сидят в окопах без еды и без сна –
Знают, как обманчива недолгая тишина,
Непродолжительное затишье перед стрельбой
У него взведённый курок, она считает пули одной рукой.
Но если в него прицелится кто-то другой –
Она, не думая даже, заслонит его собой.
Вставай, сколько можно валяться и пялиться сквозь предметы
Прозрачно стеклянным взглядом пластмассовой куклы Кати.
Поверь, все твои непогоды птицами будут отпеты,
А волосы в жалкий хвостик красивой тебе — не катит.
Сегодня такое солнце! А ты в кукурузный початок
Свернулась, в зелёный и бледный
Снимай больничную простынь!
Латины подбил сапожник. Размяться пора — бачата
Вернёт ощущение ритма. Я знаю, что всё непросто —
Терпеть любопытство глупых и не замечать ехидных.
Тебе, королеве паркета, ужаснее смерти — жалость.
Буди в себе дерзость, гордость, закажем себе мохито.
Хочу, чтоб твоё сердечко от свежести мяты разжалось,
Согрелось и стало биться, как раньше как «до» Не буду
О нём говорить — пошёл он! А хочешь, побьём на счастье,
Пойдём на балкон и грохнем унылую эту посуду.
А время разгладит шрамы и снимет бинты с запястья.
Даже если сон ускользает тихо,
Унося с собой ощущенья лета,
Даже если выход — совсем не выход,
А большой туннель без конца и света,
Даже если голос похож на скрежет
Ржавого железа по спинам стёкол,
Даже если слёзы не жгут, а режут,
Оставляя шрамы от струек тёплых,
Даже если ты не одна — с тоскою —
Прячешься в углу за обиды шторой,
Хочешь, я поглажу и успокою,
Даже если помощь не будет скорой?
Даже если пальцы опять немеют —
Словно чьё-то горло, сжимаешь гриф ты —
Хочешь, я спою тебе, как сумею,
Под усталый шорох кабины лифта? Одной девушке. Или не одной...
Как котёнок, уткнулась носом в твои ладони,
И уснула, отбросив мысли о нашем будущем
А когда я уйду, скажи, ты меня запомнишь?
Вот такой, как сейчас безнадежно любящей.
Без надежды дышащей, но упрямою,
Обнимающей тебя и целующей,
С сердцем верным, украшенным шрамами,
Очень сильную очень любящую!
Ты запомнишь меня? Я останусь в памяти?
Или будет только боль и капельницы?
По субботам — кладбище, бледно-серый памятник,
И цветы — для меня — по пятницам.
Милый, милый, ну что же я сделала?
Обещания быть с тобой не смогу сдержать
«Что с тобой? Твоя кожа такая белая!»
Обними меня Мне стало трудней дышать
А когда мое сердце устанет бороться, биться,
И куда-то ввысь устремится моя душа,
Тихо скажешь: «Вы врете мне, вам пора лечиться!
Она не могла умереть Она просто ушла».
Танец на лезвии.
Босиком, обнажившись до самых подвалов души,
Не страшась осуждения толпы и огня Громовержца,
Танцевали на лезвии. Ты на пол такта спешил
И ехидно смеялся: «Смотри, не порежься!»
Только стопам моим не опасен отточенный край:
Их хранят, как броня, загрубевшие старые шрамы.
Под тобою, в расщелине, яблоком морщился рай,
Извергались вулканы и рушились храмы.
Я пыталась спасти, остеречь, уберечь, удержать,
Я молилась, скользя, чтобы музыка стихла скорее
В закалённую сталь твоих глаз въелась нежности ржа.
День тянулся в закат, поминутно старея.
Обертон от звенел. Клоунесса и бывший аскет
Поклонились, ушли, как актёры дурной мелодрамы.
Ты ступал — а следы проявлялись зарёй на песке,
Разъедая мои застарелые шрамы.
Я смотрю на Тебя
Я смотрю на Тебя, не веря своим глазам.
Одиночество рушится. Снимки меняют четкость.
Я - твой личный поэт. Ты — мой опустевший зал,
Мои сны и кулисы. И время сейчас течет, как
Как в замедленном фильме. Второй поцелуй решил.
Руки каются собственным рифмам. Они — живые,
Эти шрамы вдоль талии. До глубины души.
Мои губы теряются, переходя на «Вы»,
И я смотрю на Тебя. Смотрю на Тебя затем,
Чтобы чувствовать взглядом, как волю теряет сила:
Это правильно. — То, что Ты без меня пустел.
В изобилии тел. Это всё, о чем я просила.
На хрен, любовь моя, на хрен Я не хочу встречаться с Тобой и смотреть на Тебя, как жена Штирлица, глазами, полными надежды и немого отчаяния. Я не хочу до крови закусывать губу, глядя, как Ты нежно склоняешься к этому к этой девушке. Я не хочу.
На хрен, любовь моя, на хрен. Мои письма – это не интуитивные тексты, это полтора месяца такой печали, от которой становишься на десять лет старше и на двадцать лет тупее. Я как кобра, которая приготовилась для броска, а ее огрели лопатой. Она покачивается, утратив точность удара, и промахивается на полметра, вместо того чтобы одним поцелуем добиться своего.
На хрен, любовь моя, на хрен. Это безвыходно: я смогу приблизиться к Тебе, не заливаясь слезами, только когда разлюблю. Но работать вместе мы можем, пока я люблю Тебя и чувствую каждое движение Твоей сумеречной души, Твоего спутанного сознания. Тебе нужны мои эмоции, но именно они не дают мне спокойно заниматься делом.
На хрен, любовь моя, на хрен. Если я перестану любить Тебя, зачем Ты будешь мне нужен? Ты не воплотил ни одного творческого замысла. Каждый раз, когда в Твоей жизни появлялось очередное очередная девушка, Ты затевал новый проект в соответствии с ее увлечениями: сначала Ты рисуешь картины, потом делаешь репортажи, теперь Ты решил заняться дизайном витрин. А если Ты полюбишь ветеринара и станешь принимать роды у сук, мне что, писать и об этом?
На хрен, любовь моя, на хрен. Я не стану работать с Тобой на Твое будущее – с этим с этой девушкой. Исключительно из вредности – не стану. Не слишком ли жирно Тебе: счастье в личной жизни и успехи в труде? Выбери что-нибудь одно, потому что у меня-то нет ни того ни другого. Не слишком ли жирно: сохранить и любимую, и любящую? И добрую, и красивую? И рыбку съесть, и любовью заняться? Так вот, эту рыбку Ты не съешь.
На хрен, любовь моя, на хрен. Мы были восхитительно честны друг с другом, поздно теперь обманывать. Я уходила в печали, и только, а если сейчас подвирать по мелочам, то станет больно. А ведь нам наверняка не удержаться, потому что мы все еще хотим друг друга и у Тебя эрекция – даже когда ты слышишь мой голос по телефону.
На хрен, любовь моя, на хрен. Скоро в моей жизни появится высокий блондин со шрамом, который не оставит в ней места ни для Тебя, ни для Твоих проектов. А если я сейчас начну заниматься Твоими делами, он, пожалуй, передумает появляться.
На хрен, любовь моя, на хрен. Я не только человек, но и женщина, я нуждаюсь в любви. Эта работа будет стоить мне крови, но Тебе нечем ее оплатить, потому что Ты не можешь дать мне то, что я хочу.
На хрен, любовь моя, на хрен.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Шрам» — 172 шт.
